Пошлите меня в разведку (сборник)

Шорор Владимир

… В тот вечер мы с Лазаревым пришли в землянку

Телепнева, чтобы послушать его прогнозы о событиях на фронте, Телепнев, на удивление многим, умел довольно точно предсказывать, что и когда произойдёт, в каких местах начнётся новое наше наступление.

Едва мы сняли шинели и уселись — Лазарев на единственную колченогую табуретку, а я на койку Телепнева, над которой висела старая уже карта, расчерченная по всем правилам военного искусства синими и красными стрелами, с матерчатыми красными флажками, неудержимо теперь рвавшимися на запад и обтекавшими

синие оборонительные линии противника, — Телепнев взял остро заточенный карандаш и начал:

— Вот, смотрите. Смотрите сюда, на юг! Наступать, я вам говорю, в ближайшее время будут южные армии. Почему? Да, почему? Простое дело, если подумать. На юге что? Никель! Ещё что? Экономическую географию в школе учили? Не помните? Двойка! Марганец на юге. Марганец, понимаете? Компоненты, необходимые для выплавки стали. Попробуйте-ка выплавить броню без марганца. Не получится. А где взять марганец? Вот здесь! — И он карандашом показывал на юг Украины. — А здесь, в Белоруссии, у Константина Константиновича Рокоссовского? Что здесь? Лён-долгунец, конопля, трикотажные фабрики. Наступать будут, я вам говорю, южные фронты. Можете мне поверить!..

Мы молча внимали нашему стратегу, ошибался он редко. Когда прогноз был составлен и Телепнев слегка утомился, то спросил Лазарева:

— Ну-с, а как ваши шерлок-холмсовские успехи? Поймали похитителей портянок?

— Какие портянки? — возмутился Лазарев. — Бы скажете. Дело сложнее: полушубки во втором дивизионе пропадают. Но больше пропадать не будут, — пообещал он.

И рассказал, как выследил похитителей и накрыл двоих с поличным: Лазарев был у нас нештатным полковым дознавателем.

— А разузнать о сообщниках — это уже не столь сложно. Это уже, как говорится, дело техники, — закончил Лазарев.

— Слушайте, Константин Петрович, — сказал Телепнев, — из вас же прекрасный контрразведчик может получиться. А вы чем занимаетесь? Портянки, полушубки — какая разница? Самодеятельность полковая. А вам надо заниматься настоящим делом. Обидно, что серьёзную разведку вы проморгали. Раньше начинать следовало. Впрочем, тут я не специалист, это не по моей части. Может, ещё и не поздно. Но контрразведка по вас просто слёзы льёт. У вас память исключительная, наблюдательность, воля. Изобретательность, наконец, чёрт возьми. Почему бы вам не подать рапорт?

Лазарев усмехнулся со значением, и я что-то заподозрил.

Телепнев продолжал:

— На днях буду в штабе армии. Хотите, скажу о ваших способностях? Я там кое-кого ещё по довоенным сборам знаю. Попрошу вам помочь. Или намекну кому надо. Так, мол, и так. Это же слепым надо быть, чтобы вас не заметить. Грамотных сержантов дважды отправляли в школу. А вас-то, вас как не заметить?

— А если уже заметили? — спросил Костя таинственно. — Кто его знает, особиста? У него служба такая: помалкивать…

Телепнев сразу перестал говорить. Я тоже молчал, удивлённый этим намёком.

Лишь Телепнев неопределённо протянул:

— Тогда другой, конечно, разговор…

— Ну, ладно, — произнёс

Лазарев, решившись. — Вам кое-что сказать могу. Кио ку мицу, как говорят японцы, — совершенно секретно. Вызывал он меня. Документы заполнил. Жди, говорит, вызова. Сказал, всё должно быть в порядке, свою рекомендацию, говорит, даю. И как будто туда, куда я всё время хотел: набирают только офицеров. Оказывается, ещё не поздно.

— Если так — поздравляю, — сказал Телепнев. — Просто рад за вас, Константин Петрович. По такому случаю надо было бы вспрыснуть это дело. Дерябнуть, говорю, полагается. Но в нашем Урулюнтуе что можно выпить, кроме хлорированной холодной воды? Или перепревшего чаю в столовой. Да, жизнь наша военная…

— Вспрыскивать пока что рановато, — сказал Лазарёв. — Всё может пустым номером обернуться.

— В нашей жизни и это не исключено, — произнёс Телепнев. — Хотя не вижу причин, по которым бы вам отказали. Главное в нашем положении — не терять надежды. А надежда у вас, на мой взгляд, есть немалая.

— Главное в нашем положении ещё и верить, — сказал я со злостью. — Верить тем, кто рядом с тобой. И, между прочим, не один год рядом. Товарищам верить!

Телепнев и Лазарев неожиданно засмеялись — так, должно быть, непримирим и категоричен был мой тон.

— Витя, милый ты мой! Совсем зелёным бываешь иногда. Как солдат-первогодок, честное слово, а не офицер с границы. За что, впрочем, тебя и люблю. Пойми: я и сейчас не имел права ничего вам сообщать. Но есть разные права. И правила разные есть…,

— Исключения из правил тоже есть, — заметил Телепнев. — На них, как я убедился, многое в жизни держится…

Возвращались от Телепнева мы поздно. Движок давно умолк, было тихо, только время от времени с дальних постов доносилось «Стой! Кто идёт?» и столь же знакомое в ответ — «Разводящий со сменой»: в пади сменялись часовые. Свет в домах и землянках был погашен, лишь в штабе да ещё двух-трёх оконцах едва мерцали огоньки. Лазарев шёл рядом со мной, и я ничего не чувствовал к нему, кроме всегдашнего им восхищения, и понимал, что у меня никого не будет товарища дороже и лучше.

12

Через неделю после этого вечера Лазарев уезжал из Урулюнтуя. Комбат Титоров перед строем батареи сказал речь.

— Сегодня, — объявил он торжественно, — по приказу командования лейтенант Лазарев отбывает к новому месту службы. Мы все хорошо знаем товарища Лазарева как передового командира. И образованного. А также заботливого. И знаем: он много сделал полезного не только в батарее, но и в дивизионе, и в полку. Мне, как и всем, было приятно служить с лейтенантом Лазаревым. И не враз мы найдём подходящую ему замену, хотя замену он себе подготовил и вырастил совместно со всей батареей. — Тут наш комбат выразительно посмотрел на меня. — Взводом управления назначен командовать лейтенант Савин. Командир тоже знающий и требовательный. А лейтенанту Лазареву пожелаем на новом месте службы больших успехов и счастливого пути!