Посиделки на закате
Шрифт:
Вот один головастик как раз попал какому-то чудищу на обед. Чудище тоже многим знакомо, хотя мало кто знает, как живет серовато-зеленая (из-за зеленого цвета крови) — личинка красавицы-стрекозы. Живет в воде это странное прожорливое существо два — четыре года. И однажды в начале лета наступает момент, когда личинка, как в сказке о царевне-лягушке, превращается в виртуозного, четырехкрылого, очень красивого летуна.
При желании сказочный этот процесс можно подкараулить. Поднявшись над водою на травяной стебель, личинка обсыхает, панцирная ее спина лопается, и из «футляра» появляется совершенно новое существо, мягкотелое, беспомощное. Оно в полтора раза больше «футляра», и можно только дивиться: как оно в нем помещалось? Между тем мягкие крылья
Яички в воду стрекозы (у нас их несколько видов) кладут по-разному. Некоторые, низко над прудом пролетая, чертят на воде борозду — «сеют потомство». Живут стрекозы до холодов.
Однажды около пруда на железной трубе, брошенной трактористами, я увидел не менее сотни стрекоз и не сразу понял, в чем дело, а потом догадался: жаждут тепла, греются, как старики возле печки.
Еще одно приметное существо в водяной толще — паук-серебрянка. Пауков на земле великое множество. Этот небольшой приспособился жить в воде, хотя для дыхания ему нужен воздух, и он его запасает, таская понемногу в щетинках на теле, к сплетенной из паутины «авоське». В воздушных пузырях, именуемых колоколом, паук отдыхает, обедает, справляет свадьбы, растит детей. Для каждого из этих жизненных процессов — свой колокол. В воде заметить его нетрудно — воздушный склад сверкает капелькой ртути.
Живут в «моем» пруду также пиявки, улитки, лет десять назад появились рыбки-ротаны, но главным героем маленького, богатого жизнью мирка, несомненно, является жук-плавунец.
В детстве, когда мы ловили рыбу «топтухой», я много раз держал на ладони этого большого лоснящегося жука, не подозревая о его интереснейшей жизни. Сейчас в пруду я лишь мечтаю его увидеть, но кое-что знаю о нем.
Плавунца уподобляют киту — млекопитающему, живущему среди рыб. Жить бы пауку на суше, летать бы, а он приютился в воде и тут благоденствует. По кровожадности хищника можно сравнить с акулой. Задние его ножки превратились в мощные, снабженные бахромой весла. Интенсивно работая ими, гладкий обтекаемый плавунец способен обогнать даже рыбу и безнаказанно нападает на все, что попадается на пути.
Дышат плавунцы воздухом, набирая его с поверхности пруда под крылья. «Заправку» делать надо довольно часто, и, чтобы спускаться на дно, плавунец, подобно подводным лодкам и водолазам, пользуется балластом — наполняет водой специальные емкости.
Прослежена и любовь необычных жуков. Она так интересна, что написана даже целая книга-исследование «Половая жизнь плавунцов». Вот интересное наблюдение, сделанное, разумеется, не в пруду, а в аквариуме. «Спаривание у них не приурочено к какому-либо периоду и происходит во все времена года. Самец долго преследует самку, хватает и крепко держит. Он судорожно раскачивает ее из стороны в сторону целыми днями, и оба при этом издают щелкающие звуки». Когда страсти утихнут, самец запечатывает «жену» — замазывает ее половое отверстие прочной белой мастикой. Делается это не из ревнивого чувства, а потому что яички самки к этому времени могли еще не созреть, и семя жука до часа фактического оплодотворения сохраняется в запечатанной емкости.
Рождаются жуки на суше, появляясь из куколки, в которую, в свою очередь, превращаются личинки, выползающие из воды. Но, родившись, жуки немедленно устремляются в воду. Крылья свои по прямому назначению они используют только изредка, когда надо поменять водоем.
Таковы самые крупные обитатели заурядного прудика, у которого так приятно полежать,
Заглянув в книги, я вот что прочел: «Коловратка имеет нервную систему, органы чувств, мускулатуру, железки, желудок, кишечник, челюсти, пищевод, почки, яичник…» Все это работает согласованно и надежно в организме размером в четверть самой маленькой буквы газеты… Нет большего чуда, чем чудо жизни!
Фото автора. 26 мая 1992 г.
Лебяжий паром
(Окно в природу)
Несколько лет назад я гостил у латвийских орнитологов на озере Энгурес. Как-то, возвращаясь на базу, мы обнаружили, что потеряли где-то черпак для отлива воды из лодки. Течения на озере не было, день безветренный, а черпак деревянный, и мы решили, что найдем его непременно, если проплывем прежним курсом.
И мы нашли черпачок. Однако не сразу его забрали — полюбовались неожиданной сценкой на водной глади. Маленькую деревянную посуду успели обжить утята. Устав плавать, они уютно устроились в черпаке, как в ковчеге, и сладко дремали, пригретые солнцем. Голос матери-утки их разбудил, и они пулями бросились в камыши.
Утята, гусята, птенцы лебедей, едва обсохнув в гнезде, уже способны его покинуть и резво плывут за матерью. Однако силенок еще маловато, надо обогреться и отдохнуть. И если не попадается кочка, коряга или что-нибудь вроде нашего черпачка, местом отдыха для уставшего малыша становится спина матери. Особенно часто таким «паромом» пользуются птенцы чомги, птицы, исключительно привязанной к воде (даже гнездо у чомги плавучее). Нередко отдыхают на материнской спине птенцы лебедей. Родители спокойно плавают или кормятся, а выводок отдыхает, расположившись меж сложенных крыльев.
Перемещенье птенцов на спине-«палубе» — характерная и доступная для наблюдения черта жизни водоплавающих птиц. Но может ли крупная птица относиться терпимо к севшей на спину «чужой» маленькой птице, смертельно уставшей при перелете, например, над большим пространством воды?
В 1944 году американский биолог У. Л. Макэти в одной из работ привел за писанный им рассказ капитана, наблюдавшего близ Гибралтара стаю гусей, отдыхающую на воде по пути в Европу из Африки. «В бинокль я хорошо видел мелких, размером с жаворонка, птиц, взлетавших со спин гусей и садившихся обратно». Капитан нашей подводной лодки времен войны рассказывал нечто подобное: «Мы всплыли и увидели рядом сидевшую стаю гусей. На спинах у некоторых отдыхали перепелки».
Фотосъемка развеяла бы все сомнения на этот счет. Но снимков этих замечательных сценок нет. Есть, правда, косвенное свидетельство: такое вполне может быть. На Каспии я наблюдал, как после шторма на палубу катера опускались, покрывая ее почти сплошным ковром, смертельно усталые птицы — дрозды, скворцы, соловьи. Людей они не страшились, их можно было бы брать в руки. Но потерпит ли гусь, если на спину ему опустится перепелка? (Этим птицам особенно трудно одолевать море).
У меня есть снимок, сделанный в африканской саванне. По степи шествует дрофа, а на спине у нее восседает щурка, ожидая, когда взлетят насекомые, вспугнутые дрофой, — большая сильная птица терпит корыстного седока. Вполне допустимо, что могут и гуси относиться терпимо к маленьким птицам, жаждущим отдыха. За тысячи лет перелетов такое приспособление к выживанию могло утвердиться.