Посланец Фаэтона

Макеев Алексей Викторович

В квартире послышались шаги, и кто-то громко произнес классическое:

– Кто там?

Объяснив суть своего визита, Крячко наконец убедил хозяйку квартиры открыть дверь. Потрепанная жизнью худощавая шатенка лет тридцати с небольшим опасливо смотрела на незваного гостя. Даже предъявленное удостоверение ее мало в чем убедило. На вопросы Крячко она отвечала нехотя, как бы опасаясь выдать что-то чрезвычайно важное, касающееся только ее лично.

– Димку я не видела уже лет восемь, – рассказывала она, глядя куда-то мимо левого плеча Стаса. – Да и какая мы родня? Троюродные… Это, считай,

уже почти чужие. Да, на похороны к нему я поехала. Многих наших там повидала. Смешно сказать: живем в одном городе, в получасе езды друг от друга на автобусе, а увиделись на Димкиных похоронах впервые за три года.

На вопрос Станислава о том, кто из их родни или знакомых прямо или косвенно может быть связан с криминальными структурами, она недоуменно пожала плечами. По ее словам, единственный криминальный элемент, с которым она имеет определенную связь, – это ее собственный муж, который уже третий год отбывает срок за злостное хулиганство.

Крячко достал снимки, взятые у Хомяковой, и показал их хозяйке квартиры, попросив охарактеризовать родственников, изображенных на них. Таких там было пять человек. Худо-бедно, хотя бы в нескольких словах она рассказала о каждом из этих людей. Но затем, немного помолчав, женщина указала на еще одного человека средних лет, мордастенького, лысоватого, выглядывавшего из-за спин других гостей, как мог понять Стас, без признаков какой-либо скорби на лице.

– А вот этого я и не знаю. – Она пожала плечами. – Он не тамошний – это точно. А вот кто он им, где тут живет и чем занимается – не скажу. Вроде бы, может быть мельком, я его когда-то где-то видела. Но… точной уверенности нет.

Отправляясь по другим адресам, Стас чувствовал: это именно тот, кто ему нужен. И как бы хотелось, чтобы адрес этого подозрительного типа оказался в имеющемся у него списке! Но его надежды не оправдались. По следующему адресу в новой девятиэтажке проживала некая двоюродная то ли золовка, то ли свояченица, которая свою и городскую и деревенскую родню знала еще хуже предыдущей собеседницы Крячко.

На старой улочке, образованной невесть как сохранившимися почти в центре города деревянными и кирпичными особнячками, на стук Стаса открыл бойкий дедок, оказавшийся двоюродным дядей Хомякова. Но на похоронах старик не был, вместо него ездил попавший на снимок его сын, который, к огорчению Стаса, на того типа похож совершенно не был. Впрочем, словоохотливый старик все же пролил кое-какие капли бальзама на истерзанную досадой душу сыщика. Он припомнил, что лысоватенький, мордастенький родственник Хомяковых когда-то работал в каком-то местном вузе. Звали его то ли Григорий, то ли Геннадий.

По четвертому адресу дома никого не оказалось. Выглянувшая соседка, которой Стас вдохновенно сочинил историю о мобильниках, перепутанных во время поминок, пояснила, что человек, проживающий в этой квартире, на снимке присутствует, но это вновь был не тот, кто заинтересовал Стаса. Впрочем, родственник Хомяковых, который работал на железной дороге, завтра должен был приехать. Хотя мог и не при-ехать. Смысл? Его жена и дети в данный момент находятся на «югах»… Узнав еще немало интересных подробностей из жизни прочих соседей собеседницы, Стас с большим

трудом сумел-таки откланяться.

Выходя из подъезда, он услышал сигнал своего телефона. Это был Гуров. Лев только что закончил дела в Жукове и собирался ехать в губернский центр. Вкратце опера обменялись тем, что за эти часы им удалось выяснить, и договорились в скором времени созвониться.

Стас отправился по последнему из имевшихся адресов. Поднявшись на второй этаж дома, вполне вероятно, еще дореволюционной постройки, он оказался в тесно заселенной коммуналке. Как он понял с первого взгляда, здесь обитали люди, жизнью если и не окончательно обиженные, то уж, во всяком случае, и счастливыми назвать их было никак нельзя.

На его стук вышла худая, длинноносая особа в застиранном халате с дымящейся сигаретой в зубах.

– Кого надо? – неприязненно поинтересовалась она, явно не собираясь пускать незнакомца внутрь.

– Гульбины дома? – Решив, что ему лучше представиться родственником разыскиваемых им людей, Крячко заговорил на блатной манер. – Где они там схоронились? Ты чё, меня не узнаешь? А я тебя помню!

– С чего это ты меня помнишь? – недоверчиво сморщила желчное лицо обитательница коммуналки. – Когда это ты тут был?

– На Новый год приходил Мишку поздравлять. Напряги извилины!

– Да пошел ты, алкаш! – Неприступная хранительница коммунального покоя захлопнула дверь.

– Э, ты чего там?! А ну открой! – заорал Крячко, молотя кулаком в дверь.

– Ну ладно, я тебе открою, – зло проворчала женщина, щелкнув запором. – Смотри, не пожалей потом!

Стас прошел по узкому коридору, заставленному древними комодами и сундуками, и, увидев дверь с медным номером «4», подошел к ней и прислушался. В отличие от прочих, за этим порогом царила тишина. Крячко без особой надежды постучал, но, к его удивлению, дверь распахнулась. Он увидел высокого, худого мужчину в застиранных спортивных брюках и рубашке навыпуск с короткими рукавами.

– Простите, вам кого? – почему-то пугливо озираясь, спросил мужчина.

Станислав достал фотографии и пояснил цель своего визита, но тут же понял, что и тут у него полный пролет. Как пояснил хозяин квартиры, на похороны Дмитрия из их семьи никто не ездил. Дети живут далеко, а жена как раз болела, и за ней кому-то нужно было ухаживать. Интересующего Стаса человека Михаил Гульбин не знал. Крячко собрался уходить, однако хозяин квартиры неожиданно схватил его за рукав и быстро завел внутрь, после чего закрыл дверь на запор. На недоуменный немой вопрос Станислава он чуть слышно прошептал:

– Тише! Ради бога, тише! Там этот недоумок в коридоре показался, Прошка Мохначев. Переждите здесь. А когда он куда-нибудь скроется, быстренько уйдете.

– С какой это стати я его бояться должен? – Крячко пожал плечами.

– Это такая тварь – никому от него житья нет. Как здесь поселились со своей Лимонкой… Это вот она открывала вам дверь. Ее Лимонкой прозвали и за цвет физиономии, и за характер – чуть что, закатывает истерику. Готова любому в глаза вцепиться. Ну а ее Прошка…

Гульбин договорить не успел, поскольку за дверью раздались тяжелые шаги и кто-то прорычал пропитым, хриплым басом: