Посланник
Шрифт:
— Как вы его назвали?! — взвился вдруг Такэда. — Кощей Бессмертный?!
— Кщерь Бессмертный. М-да… Поговорим завтра. Доброй ночи.
Гости остались одни, одетые в тонкие, длинные, мягкие, пахнущие березовой корой и травами, чистотой и свежестью льняные рубахи.
— Ну и совпадения! — Толя был возбужден и спать расхотел. — Значит, и Кощей имел аналог в этом мире. А действительно, почему он отпустил нас тогда, если изначально является врагом человеку? «Высасыватель душ»! Надо же. То-то озадачился Данила.
— Видимо,
— А ты обратил внимание? — Такэда понизил голос. — Он и вообще учен не по годам и положению, если знает, что живет на планете, да и оперирует такими сугубо научными понятиями, как социум и разумный вид.
— Это перевод лингвера на наш, русский, но смысл, конечно, тот же. Да, камнерез далеко не так прост, как мы оценили при знакомстве. Как и Лада, богиня браков и любви…
— Может быть, он и есть Яросвет?
— Завтра узнаем. Во всяком случае, мы в безопасности, я это чую. Выспимся наконец.
Улеглись, хрустя простынями. Такэда погасил свечи, повозился немного, затих. Хмыкнул:
— Ты читал сказы Бажова?
— В детстве, — сонно ответил Никита. — «Серебряное копытце»…
— У Бажова тоже был камнерез Данила… и Хозяйка Медной Горы, красавица, каких не сыскать. Чем не Лада?
— К чему ты клонишь?
— Бажов, может, и неосознанно, но мог подключиться к эйдосу, то есть к общему полю информации Веера, иначе невозможно объяснить такие разительные совпадения. Тот же Кщерь Бессмертный, или душеубийца, чем не наш Кощей? Тоже ведь не случайное совпадение.
Никита молчал. Он грезил: по буйным травам степи скакала на белоснежном коне босоногая Ксения, оглядывалась, смеялась и звала…
Глава 7
Такэда встал рано и разбудил Сухова.
Полчаса они уделили тренингу, потом умылись в сенях, и Данила, вставший еще раньше, отвел их на веранду, выходящую в сад, завтракать.
Завтрак был так же великолепен, как и ужин, и съеден был с аппетитом в сопровождении тихой улыбки Лады, юной и свежей, вызывающей ответные улыбки, щемящую тоску и надежду на успех любого дела.
Затем хозяин увел гостей в свою мастерскую на втором этаже дома, в ту самую башенку-пристройку на крыше. У Никиты при этом возникло ощущение, что изнутри мастерская выглядит более объемной, чем снаружи, но он тут же забыл об этом, зачарованный великолепным разноцветьем и блеском каменных изделий, а также глыбами и друзами хрусталя и других драгоценных камней.
Гости могли бы разглядывать творения мастера — и природы — долго, но у Данилы были свои дела и заботы. Подарив друзьям по браслету из какого-то камня, напоминающего лунный, с вкраплениями еще одного, похожего на кошачий глаз, камнерез усадил их в резные деревянные кресла у рабочего стола своего и кинул оценивающе-заинтересованный взгляд.
— Итак, гости дорогие, поговорим о ваших делах.
Никита оторвался от созерцания сокровищ мастерской, кивнул
История их появления в мире Олирны заняла двадцать минут, со значительными сокращениями, конечно, и не произвела особого впечатления на Данилу. Во всяком случае, от описываемых чудес, забавных или жутких, он не ахал, в волшебные превращения верил безоговорочно, воспитанный магическими реалиями собственной Вселенной. После паузы, в течение которой он взвешивал какое-то собственное решение, камнерез произнес:
— Ваша история заслуживает внимания. Но вот вопрос: почему вы рассказали ее мне?
— Потому что наша встреча не случайна, — ответил Сухов не задумываясь. — Либо Яросвет нарочно ее устроил, договорившись сначала с Мстишей, потом с вами и вашей женой, либо… вы и есть Яросвет.
Данила откинулся в кресле, засмеялся, взлохматил волосы, перевязанные ремешком с красивейшим агатом на лбу.
— Если бы все было так просто, Посланник. Общечеловеческие нормы являются законами и для вашего, и для нашего мира, но реализуются иначе. И, судя по рассказу, ваш мир более жесток к человеку, ибо правят им люди, не заслуживающие уважения, любви, верности, дружбы и, главное, власти.
— Это уж точно, — проворчал Такэда. — Особенно в странах бывшего Союза с их развитым государственным и политическим кретинизмом.
— Конечно, наша встреча не случайна, — продолжал Данила. — Я знаю о ваших маневрах с момента встречи с Ягой.
— Ягойой?
— Ее имя еще более длинно и неудобоваримо: Беа-Войюа-Ягой-ой-ай. Нравится?
Никита и Толя засмеялись, глянув друг на друга.
— Народ обычно упрощает такие имена.
— А Праселка так зовут или тоже длиннее? По заявлению Ягойой, он вроде бы ее родственник.
— Праселк — тульпа, если вам что-либо говорит этот термин.
— Говорит, — оживился Такэда. — По нашим понятиям, тульпа — это физически реальный образ какого-либо существа или его двойник.
— Ваш ответ — убедительное доказательство родства наших миров, у нас тульпа — то же самое. Так вот Праселк — тульпа игвы Дуггура Али бен-Саида бен-Хурхурры, атамана самого думающего департамента в свите Люцифера. Разгадать его натуру трудно, по крайней мере мне, он непредсказуем.
— Для простого камнереза вы слишком хорошо информированны, — тихо сказал Никита.
По комнате словно прошумел ветер, хотя Данила не пошевелился, продолжая улыбаться.
— Понеже я не простой камнерез. — Хозяин достал откуда-то из-под стола сверкнувшую белым металлом корону с самоцветами и надел на голову; камень в ремешке пришелся точно в выемку в кольце короны. — Я — князь Мстиша, верховный правитель Свентаны. Прошу любить и жаловать. — Данила шутливо поклонился.
Никита и Толя вскочили, растерянно переглядываясь.
Данила снова засмеялся, снял корону, успокаивающе повел рукой: