Посланник
Шрифт:
Сухов загнал разочарование в глубь души, завозился, поднимаясь. Украдкой взглянул на эрцхаор — перстень все так же гнал гамму предупреждения, разве что чуть чаще, чем раньше. Фон магиполя все еще был повышен, однако, похоже, гостья к этому не имела отношения. Гостья ли? Может быть, хозяйка?
— Доброе утро, — поклонился Никита.
На соседней кровати зашевелился Такэда, глянул на девушку и сел.
— Ага, вот наконец и хозяева заявились. Здрасьте.
Незнакомка перевела взгляд на него, потом снова стала разглядывать Сухова, не отвечая
— Кто вы? — Танцор тоже оглядел девушку, отметив, что то, что он принял за золотистый шлем, всего лишь плотная замысловатая прическа. Девушка была сказочно красива, и красота ее была тревожна, заставляя сердце сожалеть о чем-то и биться сильней.
— Заавель, — назвалась наконец гостья, удовлетворившись осмотром. Голос ее переливался и журчал, как ручей. — А вы — Никита Сухов и Тоява Такэда, жители сто сорок четвертого хрона Шаданакара. Сухов — кандидат в Посланники, Такэда — Наблюдатель хрона. Чего еще я не знаю?
Путешественники онемели. С ними говорили, конечно, не на языке Земли, но лингвер не мог сам выдумать то, что было произнесено.
— Кто вы? — повторил вопрос Сухов, подразумевая поле ее деятельности, а не имя.
— Наблюдатель этого хрона, — последовал ответ.
— Но… ведь… цивилизация погибла… планета мертва…
— Я не являюсь жителем этой планеты. Вернее, мои предки жили на ней более тысячи лет назад.
— Переселенцы? — догадался Такэда. — Вы успели спастись, переселиться на другую планету? Я имею в виду ваших предков.
— Для Наблюдателя вы достаточно сообразительны, — отрезала Заавель. Ответ прозвучал слишком резко, но Никита был так зачарован красотой девушки, что не заметил этого. Такэда же хоть и удивился, но виду не показал. Отступив, он дал возможность танцору проявить самостоятельность.
— И вы летели сюда специально для встречи с нами? — сказал Сухов, выпрямляясь. Он вдруг обнаружил, что Заавель не просто высокая — одного с ним роста!
— По моей личной инициативе. — Лицо Наблюдателя ни разу не озарилось улыбкой, а глаза… огромные, черные, оценивающие, проникали в мозг, в тело, что-то измеряли, сравнивали, сомневались, удивлялись и прятали насмешку.
Никита встряхнулся, сбрасывая чары.
— Разве нам угрожает опасность? Тот, кто нас сюда доставил, уверял, что этот мир заблокирован.
— Именно поэтому я здесь. Собор Шаданакара предлагает обдумать степень вашего участия в предстоящем деле. Какие-то ваши характеристики заставляют сомневаться в успехе… вашего Пути.
— Мы… я его еще, по сути, не начинал.
— Ошибаетесь. Вы вступили на Путь, получив бинер.
— Что? Может быть, вы имеете в виду Весть?
— Почему весть?
— Запас информации.
— Кажется, мы говорим о разных вещах. Но пусть будет запас информации… метафизического созерцания древних посвященных. Но вы до сих пор не смогли им воспользоваться. Не так ли?
Настроение Никиты испортилось. Покраснев, он сказал хмуро:
— Во-первых, уже пользовался и собираюсь вывести всю информацию на уровень сознания.
Брови девушки изогнулись, придав лицу ироническое выражение.
— Вы уцелели благодаря лишь самонадеянности хаббардианца Хуббата и благосклонности его брата Вуккуба.
— Хаббардианца? Не раругга?
— Раругги — это военная каста, элита охраны игв, а не раса, и родился Хуббат на Хаббарде, «Земле» середины «пакета» гуманоидных, но не человеческих миров. Если бы он сообщил о вас «по начальству», его шеф задействовал бы всю систему охранных мер: разведку — техническую, магифизическую и агентурную, наружное наблюдение, группу анализа и целенаведения и, наконец, группу захвата… или уничтожения и группу подстраховки. — Заавель помолчала, оценивая, какое впечатление произвели ее слова на землянина. — «Свита Сатаны» — это лишь группа подстраховки. А для вашего поиска Хуббат из всего арсенала подключил только разведку.
— То есть ЦРУ. А «чекистов»?
— ЧК — это группа нейтрализации: захват, блокирование, ограничение свободы… и физическое уничтожение. Итак, землянин… Посланник, так сказать, вы все еще колеблетесь?
Никита хотел ответить резкостью, но передумал. Улыбнулся сквозь мрачные раздумья, повел плечами. Красота собеседницы не давала сосредоточиться, возбуждала, заставляла напрягать ум, играть мускулами и делать храбрый вид.
— Мне надо подумать… посоветоваться.
— Если вы не в состоянии решить задачу сами — советуйтесь. Зачем работать на пределе? Можете оставаться у меня, сколько пожелаете, здесь вам никто не помешает. — Девушка повернулась одним гибким движением, шагнула за порог.
— Извините, — сказал Такэда ей вслед, — почему вы назвали Весть бинером? Насколько я помню, бинер — это совокупность двух противоположностей типа холод — тепло, свет — мрак…
— Добро — зло, — добавила Заавель, оглядываясь. — Жизнь — смерть. Именно так, джентльмены. — И исчезла.
— Не нравится она мне, — тихо сказал Такэда. — А тебя, вижу, задело, воин?
— Нет, она очень красивая, — не слушая, задумчиво произнес Сухов, — очень! Что ж, есть смысл ей кое-что доказать. Спать мы будем, наверное, здесь, а все остальное… необходимо поискать место. Она насмехалась над нами, вернее, надо мной, тонко и умело, но она права: мы отвыкли работать на пределе, а добивается успехов лишь тот, кто умеет заставить себя пройти «красный коридор».
Такэда кивнул, как спортсмен отлично понимая смысл термина. «Красный коридор» означал порог включения биоэнергетического потенциала, резерва психических сил, когда у спортсмена уже не осталось сил физических. Но пройти «коридор» мог далеко не каждый человек.
— На твоем месте я бы не стал ей ничего доказывать, — посоветовал инженер. — Если и стоит что-то кому-то доказывать, то лишь самому себе.
Никита упрямо свел брови в одну линию.
— Не зуди, Оямович, пошли лучше выполнять план.