Посланники Великого Альмы (Книга 1)
Шрифт:
Он вышел из кабины. Слух снова резануло детским плачем.
— Зачем они подослали их? — спросил у него террорист по имени Абдул, все ещё держа в дверях заложника.
— Отпусти его, — приказал Сужди и улыбнулся, глядя в растерянное и обрадованное лицо заложника. — Нет, не туда. Туда ещё рано. Возвращайтесь на место.
— Так зачем?
Абдул повторил вопрос, открыто рисуясь в проеме под прицелами десятков снайперских винтовок.
— Затем, чтобы мы прониклись жалостью и отпустили женщин и
Он прошел в конец салона, оттуда доносился плач ребенка.
Пожилая дама, пытаясь успокоить двухгодовалого малыша, заискивающе заглядывала в его заплаканное лицо. Она называла его маленьким ковбоем, сладкой конфеткой, нехорошим мальчиком и плаксой. Тот отбивался от назойливых рук бабушки, норовя попасть кулачком по её очкам.
Сужди остановился подле их кресла.
— Почему ваш ребенок плачет? — спросил он, недовольно глядя на престарелую леди.
— Это не мой ребенок.
— Не ваш ребенок? А чей же тогда, где его родители, там? — он указал рукой в начало салона. — Позовите их.
— Его родители сейчас, наверное, наблюдают за самолетом из здания аэропорта.
В глазах женщины было написано пренебрежение, даже презрение к террористу; в них отсутствовал страх и растерянность, которая сквозила в глазах почти всех заложников.
Отважная дама продолжала смотреть в лицо Сужди.
— А вообще, мистер террорист, это мой внук, и мы собирались лететь в Новый Орлеан. Джонни ещё ни разу не был на родине своих родителей.
— Почему ваш внук плачет? — терпеливо переспросил он.
— А вы сами спросите у него, если только… если только он не съездит вам по физиономии.
Сужди тяжело засопел, раздувая крылья носа. Если поставленные им условия не будут выполнены в срок и ему придется идти на крайние меры расстреливать каждые полчаса по одному заложнику, — то первым, кому он пустит пулю в затылок, будет эта старуха.
Он сделал несколько шагов вперед, отметив, что большинство заложников не одобряют поведение пожилой женщины, возмущенно оглядываясь в её сторону, и остановился через три ряда кресел.
— Почему ваш ребенок плачет?
Этот вопрос он адресовал загорелой американке, которая прижимала к груди светловолосую девочку лет пяти.
— У ребенка температура, — сказала мать. — Она только недавно лежала в больнице с катаром.
— Салих! — крикнул Сужди, подзывая к себе высокого бородатого товарища. — Позови сюда стюардессу.
Тот кивнул и вскоре появился с бортпроводницей.
— Принесите какое-нибудь жаропонижающее. Ведь на борту есть лекарства?
— Я уже приносила аспирин, но, как видите, малышке он не помог. Эмили Нэш дотронулась тыльной стороной ладони до лба девочки и покачала головой: — Похоже,
— Дайте ей ещё одну таблетку.
Стюардесса пожала плечами и пошла за лекарством. Сужди неторопливо двинулся вслед за ней.
— Мама, — зашептала девочка на ухо матери, — я правильно плачу?
— Ты делаешь все очень хорошо, — так же шепотом ответила мать. И маленькая Люси заревела ещё громче.
Эмили Нэш, идущую по проходу, остановила ещё одна молодая женщина, и Сужди услышал, как та попросила принести гигиенический пакет: её малыша тошнит.
— А ваш ребенок не может не плакать? — со злостью спросил Кирим, подходя к ним.
— Представьте себе, нет. Все дети, когда им плохо или нездоровится, плачут.
В середине салона с кресла поднялся мужчина и, взяв за руку мальчика, направился в сторону туалета.
— Почему вы встали?! — закричал Сужди, недобро сощурившись. Он начинал терять терпение.
За мужчину ответил Абдул, расположившийся в отсеке камбуза.
— Они уже пятый раз идут. У них понос.
— Ой, папа, — захныкал мальчик, — быстрее, я не могу терпеть.
— Так нам можно идти? — спросил мужчина.
Кирим Сужди снял очки и сдавил лицо сильными пальцами. Голова раскалывалась он невыносимых воплей. Его Рахмон и Теймур не такие, как эти хлипкие американские выродки. Они совсем ещё маленькие, но уже сильные, характером — в отца. Кирим попытался вспомнить, слышал ли он хоть раз от своих детей болезненные стоны, капризные жалобы, — и не вспомнил. Может быть, грудными они плакали, но он не мог знать этого, в то время он сидел в тюрьме немецкого города Лейпцига. А когда его выпустили, близнецам было уже по четыре года.
— К борту направляются два человека, — громко предупредил Абдул.
— Держи их на мушке.
Сужди посмотрел на две приближающиеся фигуры и вновь переключился на стоящих на бетоне женщин. У афро-американки была тупая рожа с глазами навыкат, и она, словно исполняя ритуальный танец, ритмично припадала то на одну, то на другую ногу. Просторный короткий сарафан колыхался на ветру, прильнув спереди к её телу.
— Освободите детей! — кричала стоявшая чуть сзади толстозадая еврейка. Ей вторил голос худой блондинки:
— Вы не имеете права! — Ее пышная шевелюра, чернеющая у корней волос, в протестующем режиме раскачивалась из стороны в сторону вместе с головой. — Освободите заложников!
Еще у четырех чернявых женщин надписи были сделаны и на майках. Сужди, сильно прищурившись, на этот раз прочел сам: "Террор не пройдет!"
— Абдул, отбери самых горластых детей — и на выход. Мы обменяем их на этих женщин. В количестве не проиграем, но избавимся от шума.
— Если только эти не продолжат галдеть в самолете.