После бури
Шрифт:
Будучи убежден, что мальчика подучил печатать и дал шрифт кто-нибудь из взрослых, пристав собирался вынудить Кушелева назвать фамилию. Ему очень хотелось, чтобы этим человеком оказался Камышин. Инженера он органически ненавидел, как ненавидел всех либерально настроенных интеллигентов вообще.
— Мне правду не говоришь, а плеточке скажешь! Ну? Где взял шрифт?
— Нашел, — сиплым от волнения голосом упрямо повторил Кузя.
— Врешь! Последний раз спрашиваю… Кто тебе дал эти буквы? Отвечай!
Пристав говорил медленно, на одной
“Эх, ружье бы сейчас!..” — с тоской подумал Вася, и, когда пристав замахнулся, он бросился вперед, закрыл собой Кузю и очутился лицом к лицу с ним.
— Не бей! Он все равно не знает. Я дал ему буквы! Я сам и сложил их!
Пристав уже отступил для удара, но, услышав признание, сразу опустил плеть.
— А ты где взял? — недоверчиво спросил он.
— В ящике.
— В каком ящике?
— Там, где типография.
— А где типография?
— Спрятана.
— Где?
— Отпусти его… Он не виноват.
— А ты откуда знаешь, где спрятана типография? — настойчиво спросил пристав.
— Отец сказал… перед смертью. Отпусти его.
Пристав бросил плеть на стол и, потирая руки, зашагал по комнате. Он не ожидал такого удивительно блестящего результата допроса и с трудом скрывал радость. “Типография здесь! Типография спрятана! И Зотов знает, где именно”. Было отчего потирать руки.
Зашевелились, заулыбались городовые. Только теперь они поняли, почему нервничал и горячился начальник.
“Типография-дело серьезное! — со вздохом облегчения подумал городовой, сидевший у двери. — Напечатают прокламаций, раскидают везде, расклеют, а потом собирай. Да разве мыслимо собрать их! В такие места налепят, что ни достать, ни соскоблить”.
Кандыба сидел по-прежнему мрачный. В этом деле была его заслуга. Он указал на виновников, а значит, обещанную награду можно считать в кармане. Но даже и это его не радовало. Что-то непонятное угнетало его, и не верилось, что все так просто кончится.
Обдумывая дальнейший план своих действий, пристав решил сначала расположить к себе Зотова. Он знал, что придется с ним повозиться, прежде чем тот откроет тайну.
Остановившись перед Кузей и шутливо ткнув его пальцем в нос, он сказал:
— Вот, Кушелев! Скажи ему спасибо! Угостил бы я тебя как следует! Быстро одевайся и уходи! И больше мне на глаза не попадайся. Хвалю, Зотов! Выручил товарища!
Кузя одевался нехотя. Сердце сжималось от предчувствия чего-то страшного, и до слез было жалко Васю.
В детской слабо горит ночник. Нянька опит и, когда выдыхает воздух, то забавно шлепает губами. Рита сбросила одеяло и спит на спине, закинув руки за голову, наполовину голая.
Сережа лежит с открытыми глазами и не мигая смотрит в угол, где висит большая икона в золотой
На иконе нарисована отрезанная голова мужчины с небольшой бородкой, лежащая на тарелке.
Из кабинета отца, через столовую, доносятся глухие голоса, но, как ни напрягает Сережа слух, слов разобрать не может.
Мысли мальчика снова возвращаются к найденной связочке букв, так сильно испугавшей отца. Там было всего два таинственных и непонятных слова:
“Что они означают? — думал Сережа. — Может быть, это не по-русски? Неужели действительно за эти слова могут повесить?” Правда, отец любит преувеличивать и всегда делает “из мухи слона”, как говорит мама. Но ведь какая-то доля правды, наверно, есть. Если и не повесят, то могут арестовать, выслать в Сибирь или прогнать с работы с “волчьим паспортом”.
А что такое “волчий паспорт”?
Много непонятных выражений и слов появилось в последнее время. Когда Сережа слышал такое слово, то обычно обращался к отцу, матери или няньке. Чаще всего ему отвечали: “Не твое дело” или: “Подрастешь- узнаешь”, “Не суй ты нос, куда тебя не спрашивают!”. Но иногда отвечали и почти всегда по-разному.
— Папа, а что такое пролетарий? — спросил он однажды отца.
Тот подумал и неторопливо ответил.
— “Пролетарий, пролетариат” — это латинское слово. В античном обществе так называли свободных граждан… Там были рабы, были и свободные граждане, — пояснил он и продолжал. — Так вот, свободных граждан, у которых не было средств производства, так сказать, обездоленных, называли пролетариями. В наше время пролетариями называют неимущих людей, наемных рабочих. Короче говоря, пролетарий — это человек, продающий свою рабочую силу.
Ответ отца был длинный и мало понятный, и Сережа обратился к матери.
— Пролетарий — это голь перекатная. Всякие босяки и нищие! — ответила презрительно мать.
Нянька ответила короче всех.
— Пролетел в трубу — вот и пролетарий!
В конце концов в голове у мальчика создавалось какое-то среднее, свое понятие.
Завозилась Рита и что-то жалобно пропищала во сне. Нянька, спавшая очень чутко, подняла голову, вздохнула и поплелась к ее кроватке. Когда она, вытянув из-под девочки одеяло, укрыла ее, в детскую на цыпочках вошел отец.
Сережа закрыл глаза и притворился спящим.
— Няня, я ненадолго уеду… на часок, — шепотом сказал Георгий Сергеевич. — Если жена спросит, скажите, что спешно вызвали на копи.
— Авария, что ли, какая? — спросила нянька.
— Да. Небольшая. Вода показалась.
Георгий Сергеевич подошел к дочери, поцеловал ее в лоб, перешел к сыну и, убедившись, что тот спит, направился к двери.
— Закройте, пожалуйста, за мной.
Нянька вышла за хозяином.
Сережа открыл глаза. До слуха донеслось: шарканье ног в прихожей, приглушенные голоса, звяканье дверной цепочки и, наконец, хлопанье двери.