После бури
Шрифт:
Маруся подула на пальцы и погладила коровью морду.
— А что вы тут делаете?
— Спрос. Кто спросит, тому в нос! — серьезно ответил Кузя и протянул ей просфору. — На вот… ешь!
Девочка взяла просфору, села на корточки в уголок и молча принялась жевать.
Давно было заведено, что никогда ни один углан не водится с девчонками, но отец Маруси, веселый балагур, с ярко-рыжими волосами, после восстания умер от ран в больнице, и поэтому мальчики добровольно взяли над ней опеку
В коровнике сравнительно тепло. Уютно горит свечка.
— Ты давно ждесь, Карась? — спросил Сеня.
— Засветло пришел, а она… как нарочно… — сердито ответил тот и бросил в корову щепку.
Терпение его иссякло. “Придет Васька, пойдем славить, и доска останется не намазана”, — думал он.
— А как это может быть? — проговорил Кузя, ни к кому не обращаясь. — В церкви икона нарисована… Рождество Христово. Он, грят, во хлеву родился, а печки там не было. Как он не замерз.
— Потому что бог! — сразу отозвалась Маруся.
— Ну да… бог! — передразнил ее Сеня. — В такой мороз и богу не вытерпеть. Там жаркая страна и морозов не бывает.
— А на том свете морозы бывают? — спросил Кузя.
— А про это никто не знает…
Снова восстановилось молчание, но ненадолго.
— Надо бы спевку устроить, — предложил Кузя, заметив, что ребята съели просфорки, и, не дожидаясь согласия, откашлялся и запел.
Не понимая смысла славянских слов, коверкая их по-своему, пели старательно, вытягивая шеи на высоких нотах.
“Рождество твое, Христе, боже наш, вос-сия мирови свет ра-а-зума-а. В нем бо звездам служа-ащие и звездою уча-ахуся. Тебе кланятися, солнцу пра-авды, и тебе видети с высоты восто-ока. Господи, слава тебе”.
Закончив одну молитву, сейчас же запели: “Дева днесь”, но вдруг послышались долгожданные звуки коровьих шлепков. Карасев вскочил, схватил приготовленную доску и деревянную лопаточку.
— Кузька, посвети…
Быстро принялись за дело и, когда все было готово, намазанную доску выставили на мороз.
— Во! За ночь так прихватит… Я те дам, — сказал Сеня. — Утром я тебе помогу, Карась.
— Очень толсто не наращивайте, — посоветовал Кузя. — Тонкий лед крепче.
— И без тебя знаем.
— А что это Васька долго? — недовольно протянула Маруся. — Пора уж…
— Успеешь. Свечки надо поставить. Пошли…
Отряхнув ноги в сенях, вошли в дом, прибавили в лампе свет и занялись звездой.
Карманы у Кузи дырявые, и все содержимое проваливалось за подкладку кацавейки. Вытаскивая огарки свечей, он не заметил, как обронил на пол небольшой металлический предмет.
— Чур на одного! — сказала Маруся, нагибаясь.
Занятые
— Ты где взяла? — неожиданно грозно спросил Кузя, выхватив у нее из рук находку.
— Я нашла… — робко ответила Маруся.
— Где нашла? — А вот здесь.
Девочка показала рукой на пол и такими ясными глазами посмотрела на мальчика, что сомневаться не приходилось. Положение создалось затруднительное: надо было как-то объяснить, предупредить, иначе она могла проболтаться и наделать бед.
— Это мое. Марусенька, ты никому не сказывай, — таинственно прошептал Кузя. — Слышишь, Маруська? Если узнают, все пропадем. Посадят в “чижовку”.
— Я не скажу… Кузя, а на что тебе? — таким же шепотом спросила она.
Мальчик оглянулся. Карасев и Сеня вставляли огарок свечи в звезду и не обращали на них внимания.
— Гляди!
Он взял руку девочки и приложил связку буквами к ладони, сильно нажал. На коже отпечатались слова.
— Видала! — прошептал он. — Такими буквами книжки печатают. Только ты никому не сказывай.
Маруся недоверчиво слушала и с удивлением смотрела на ладонь. Буквы вдавились на коже и сначала были синеватыми с белыми каемками, затем начали краснеть, расплываться и, наконец, стали еще заметнее.
— А где ты взял? — поинтересовалась она.
— Я тоже нашел, — соврал он и, погрозив пальцем, спрятал связку в карман. — Только ты никому… Побожись!
— Нет, ей-богу, никому, — охотно сказала девочка и перекрестилась на Кузю.
Звезда была готова; время шло, ожидание томило, и ребята устроились кучкой в темном углу около печки, разговорились.
— А сегодня в полиции Кандыба дежурит, — сообщил Кузя, знавший все новости поселка.
— Он “братоубивец”, — заметила Маруся. — Дядя Степа сказывал, его надо в шурф спустить вниз головой.
— Не твоя забота. Придет время, и спустят, — остановил ее Сеня. — Ты лучше помалкивай.
— А он один там? — спросил Карасев.
— Один.
— Вот бы ему теперь стекла вышибить! На улице-то мороз! — предложил Карасев.
— Давайте! — живо согласился Кузя. — Возьмем полены да ка-ак звизданем, одним разом!
— Нет… Стекла не надо. Ни к чему, — возразил Сеня. — Вот если спалить. Фараоны пьяные, никто не увидит…
Глаза ребят загорелись злым огоньком. Воображение легко представило картину возможного пожара.