После измены (сборник)
Шрифт:
Я махнула рукой:
– Пусть ваша Маруся драгоценная с вами борется!
Мы рассмеялись.
– В общем, я поняла, спасибо за ликбез. Поблажит и перестанет – так получается! Картина в целом ясна. Все просто, как пятак. Все просто, и всем просто. Кроме меня.
– Ну какой ликбез? – возразил дядя Гоша. – Так, случаи из жизни. А жизнь, она вся состоит из случаев. А сами случаи состоят из жизни! Такой вот круговорот, матушка моя. – Он опять погладил меня по руке и улыбнулся. А потом серьезно добавил: – Не траться, милая моя! Не траться! Побольше думай о себе!
Я вспомнила
– Он постарается, дядя Гоша. Он очень постарается!
Заплатить за ужин дядя Гоша, разумеется, мне не дал. Вышли на улицу.
Я взяла его под руку. Было совсем тепло, но солнце, закатное, очень яркое, почти малиновое, было тревожно. Медленно, не торопясь, словно раздумывая, оно опускалось за горизонт.
– Какой странный закат! – Я поежилась, так мне стало не по себе.
– Нормальный, – отозвался дядя Гоша. – Завтра будет тепло.
Мы прибавили шагу и быстро дошли до метро, стали прощаться. Дядя Гоша взял меня за руку и сказал:
– Больше – никаких советов и обсуждений. Ты у нас, Ирочка, сама умная. Все решишь правильно, я уверен.
Я решила спросить о том, что не давало мне покоя:
– А что вы сказали по поводу того, что отец насчет вас заблуждался? В смысле – что вы ничего не смыслите в истинной страсти и любви?
Он удивился:
– Запомнила… – и добавил, глубоко выдохнув: – Да так, ерунда. Ничего особенного! Просто я всю жизнь любил твою мать!
Дядя Гоша развернулся и быстрым шагом пошел по улице. Потом обернулся и махнул мне рукой.
В метро я спустилась минут через пятнадцать, когда немного пришла в себя. Всю ночь не спала – было над чем подумать. А утром, несмотря на бессонную ночь, встала легко и быстро. Прибралась в квартире – пылесос, швабра. Добросовестно, залезла во все углы. Потом пошла на рынок и с удовольствием долго бродила по рядам. Купила молодой картошки, укропа и клубники, конечно, привозной – ровной, без изъянов и почти без запаха. Пусть так, но все равно – приближение лета.
А потом поехала к маме в санаторий. Путь неблизкий – метро, электричка, автобус. Но, несмотря на редкие проплешины оставшегося за городом снега, громко и как-то ожесточенно пели птицы, и молодо и сильно пахло весной.
Мамы в номере не оказалось – сказали, что на процедурах. Я пошла в кафе и заказала чашку кофе и пирожок. На аллее прыгала большая пегая белка.
Мама мне очень обрадовалась – все повторяла, что такого подарка она и не ждала. Мы пошли гулять и говорили обо всем, друг друга перебивая. Столько всего за эти недели накопилось! Конечно, я рассказала ей про визит дяди Гоши. Но без подробностей – так, встретились, посидели в кафе. Он, как всегда, элегантен, неотразим и обольстителен.
Мама махнула рукой:
– Да бог с ним! Ему все равно, кого обольщать! Даже дочку друга. Старый бабник! Бедная Маруся! То свадьбы ждала семь лет, то после терпела всех его баб!
– Мам! – Я даже остановилась. – А ты ничего не знаешь?
– О чем? – удивилась она.
Я смутилась.
– Ну, про то, что он… – продолжить мне было очень непросто.
Мама вскинула брови.
– Ну,
Мать укоризненно покачала головой:
– Это ты с чего взяла? Он тебе напел? Господи! Ирка, ну ты нашла, кого слушать. Смешно, ей-богу! Он же у нас фантаст. Трепло он у нас, вот кто. А ты, дурочка, поверила! – Мама рассмеялась. – Вон как он на баб действует! Даже сейчас! – Она посмотрела на часы: – Давай, милая, домой собирайся! Тебе еще ехать и ехать. А у меня, извините, полдник! Режим, так сказать!
Мы обнялись И я засобиралась – дорога правда предстояла долгая и утомительная. К дому я подходила уже еле живая. Хотелось поскорее встать под теплый душ, а потом забраться в кровать. У лифта меня поймал Анютин звонок.
– Мама! – кричала она в трубку. – У нас беда!
Я прислонилась к стенке.
– Что, господи, что еще?
– Папа ногу сломал! – Дочь захлебывалась слезами.
– Господи! Ну какая же ты балда! – У меня отлегло от сердца. – Успокойся, дурочка! Подумаешь, горе великое! Ногу сломал! Он и жизнь, между прочим, сломал – свою и мою заодно! – Я попыталась разрядить обстановку.
Анюта замолчала, а потом всхлипнула:
– Ну как же ты можешь!
Она нажала на отбой, а я подумала: «Истеричная у меня получилась девочка».
И опять все жалеют его. Ножку повредил, бедняжка! Сейчас все расстроятся и бросятся его спасать и жалеть, а я опять попаду в список обидчивых стерв.
Я вошла в лифт и в который раз подумала: «Как же я устала от всего этого! Очередная мышиная возня. Очередные осуждения и обсуждения! Когда же меня все оставят в покое!»
Как выяснилось – никогда. Телефон разрывался. Звонили мама, сестра, подруги. Анюта всех оповестила, ни про кого не забыла. Все тревожились: «Ах, перелом сложный, в трех местах, осколки в голени, нужна операция». Как не вспомнить: «У него не закрытый, а открытый перелом».
Даже смешно! Я вырубила телефон и легла спать. Не тут-то было! Уснуть не получалось, за снотворным вставать неохота. Вот лежи и майся! Мучайся совестью! А ведь и правда – нехорошо! Человек-то не чужой. В таких случаях и чужим помогают! А кто, собственно, он? Не друг, не родственник, не действующий и даже не бывший муж. Каков его статус на сегодняшний день? А, сообразила – отец моего ребенка! Дед моего будущего внука! Вот это уже кое-что!
А когда-то был и муж, и родственник, и друг! Как все меняется. Ладно, черт с вами! Завтра поеду в больницу. Только для того, чтобы вы все от меня отстали!
Утром голова гудела, как пивной котел. Ничего, холодный душ, две чашки крепкого кофе, пару приседаний. Суставы жалобно заскрипели. Молодуха, прости господи, а все туда же!
Так. Что везти тяжелобольному? Сварила молодую картошку, положила в термос. Вымыла клубнику, пересыпала сахаром. Подсластим болезному жизнь. По дороге купила соку и воды.
Больница находилась на другом конце города. На метро тащиться не хотелось, я с тоской посмотрела на свою припаркованную во дворе машину. Нет. Метро. Не хочу в машину. Подарок ко дню рождения от любимого, точнее – от любящего мужа.