После измены. Буду счастлива снова
Шрифт:
– А я нет! Вы с Юлей предали меня… унизили и растоптали. С Русланом я ожила. У нас ребенок будет. Я теперь счастлива…
– Ну да, счастлива… А это, потому что я был вынужден тебя отпустить. А хочешь, я расскажу, чего мне это стоило? — вскакивает с кресла и наступает на меня, размахивая фотографией в рамке. Я отступаю, закрывая живот. — Не бойся, мы просто поговорим. Чаю можем даже выпить. Угостишь?
Киваю и иду в кухню. За чаем он будет менее агрессивен, я думаю. Как его выставить из квартиры? Я стала бояться Степу. Или этот страх стал проявляться после наезда. Мне теперь
– Степ, давай ты расскажешь, что хотел и пойдешь уже? Тебя Юля ждет и твой сын…
– Да нет у нас ничего с твоей Юлькой, – усмехается, придвигая к себе чашку с чаем. Я ставлю на стол остывшие бутерброды. — И сын не мой. Ты не удивлена? Значит, твоя докторша все–таки тебе рассказала, что я никогда не стану отцом? А я так ее просил не выдавать мою тайну.
Я опускаюсь на стул, ноги стали вялыми что–то, а тело тяжелым, будто на плечи мешок с цементом положили. Что происходит?
– Она меня вызвала в конце сентября, докторша, и сказала про бесплодие. Она предложила воспользоваться чужим биоматериалом, провести тебе процедуру. Ты бы забеременела, и думала бы, что я отец. А я не захотел. Чужой ребенок… нет, я тогда был не готов. Она меня эгоистом обозвала. Ведь ты бы не ушла от меня из–за бесплодия, и была бы всю жизнь несчастлива. Я две недели думал обо всем этом. С ума сходил. А потом решил тебя отпустить.
– Скорее уж прогнать, – не выдерживаю.
Я удивлена, что Эля такое предложила. И догадываюсь, чей бы биоматериал был бы использован, согласись Степа на ее предложение. Руслана, конечно. А потом бы что было? Она бы сказала Веронике Сергеевне, что у нее есть внук на стороне? Что малыш растет в чужой семье?
Меня дрожь пробирает. Встаю и закрываю окно.
– И как вы с Юлей… почему вы вместе?
– Мы не вместе. Да, мы придумали это вот… с видео. Я тогда не принимал душ, ждал, когда ты посмотришь видео из роддома. Юля залетела от парня–англичашки, приехала в Россию и боялась показаться на глаза матери. Без мужа, без отца ребенка. Сидела на скамейке возле нашего подъезда, слезы лила. Я дал ей денег, снял квартиру. А потом мы придумали все это…
– А просто все рассказать не вариант? — закрываю лицо ладонями. Мне снова больно, но теперь оттого, что он не доверился.
– Не вариант. Тебя надо было обидеть. Прости… я сделал больно… но я думал, что не смогу смириться с чужим отпрыском.
– А сейчас ты думаешь иначе? — злюсь, не понимая, куда Степа клонит.
– Да. Сейчас я готов принять тебя с… с его ребенком. Давай все сначала начнем?
– Ты идиот? Я люблю отца моего ребенка! — шиплю, сдерживая эмоции. — Убирайся отсюда! Да, я квартиру выставлю на продажу, если что–то нужно, забирай. Мебель, технику…
– Кать, подумай, Руслан же теперь никакой мужик, после комы… если еще выживет, то…
– Убирайся! Не смей его хоронить!
Я не могу сидеть на месте, хватаю Степу за руку и вытаскиваю из–за стола. Потом показываю на дверь.
– Кать…
– Уходи. Ты обобрал меня. Предал еще год назад, когда продал дом в горах. И когда замахнулся на мою горнолыжку. Не хочу тебя даже видеть, не то что жить снова… ты убил мою любовь и мое доверие.
–
Он обул ботинки и подошел к двери, а я подошла ближе и протянула руку.
– Ключи отдай.
– Ты бы с Юлей помирилась, она рыдает, себя корит.
– Ты же с ней. Виделись в клинике.
– Это она позвонила и попросила свозить их с малышом на плановый осмотр. Как отказать? — Елецкий прощается и выходит за дверь, а я с облегчением захлопываю дверь за бывшим мужем.
Заварили кашу… Но я ни о чем не жалею.
Кладу руку на живот. Мой малыш… и я так люблю его отца.
Глава 28
Что это сейчас было? Зачем? Степа любит меня до сих пор?
Бред… вспоминаю фотографии из кладовой на Алтае. Первый снимок Узи сынишки Юли и надпись — «Первое фото нашего малыша, Степушка»…
Мотаю головой, прогоняя воспоминание. Врун! Зачем? Проверить хотел, что я чувствую к нему? Или просто виноватых ищет? Элю, например. Она, как врач, вряд ли имела право лезть в нашу семью.
Или Степке не нравятся изменения в его жизни. Ну да, Юля не будет верно ждать его с работы, заботиться о нем, как я. Слышала про ее походы в ночные клубы, мама моя жаловалась, что бросает ребенка и делает, что хочет. Приходит под утро домой, потом спит весь день.
Вот тут я думаю, что должна вмешаться мать, ее дочь катится по наклонной, и она может потерять единственного ребенка. Юля одна у моей сестры.
Сижу на диване в гостиной, уставшая, даже будто лишившаяся сил. К Руслану хочу. Прилечь рядом с ним, прижаться. Подпитаться его позитивной энергией. В дверь снова звонят. Наверное, Степа вернулся, еще что понадобилось забрать.
Вот сейчас как раз и расскажу о находке в кладовке, и что с Юлей он уже давно, судя по фотографиям. Но за дверью Эля стоит, улыбается. Она показывает небольшую сумку и говорит, что ее прислала мама Ника.
– Мама не может успокоиться, зная, что ты тут сухомяткой перебиваешься. Взяла с меня слово, что я накормлю ее любимую Катюшку, – смеется, снимая пальто. — Ну, веди меня в кухню.
Я до сих пор испытываю уважение и какое–то благоговение перед сестрой Руслана, ведь она так помогла мне, вылечила. Хотя, мы уже сдружились.
– Я же поела уже, пока не хочется… может потом, поужинаю, – сомневаюсь, что сейчас мне что–то в рот полезет.
– Ты здесь ночевать собралась? — Элина оглядывается. Потом идет в гостиную, в другие комнаты заглядывает. — Лучше домой… то есть, к нам. Одной тебе не нужно оставаться.
– Да, домой, конечно. Там Русланом пахнет, и мне спокойно, – тоже оглядываю комнаты, раздумывая, куда деть мебель. — Надо куда–то мебель вывезти, чтобы квартиру на продажу выставить.
– Продай. Есть же сайты купи–продай, мебель хорошая, быстро заберут, – советует девушка, и она права.
Не выкидывать же. Остаток дня мы с Элей фотографируем шкафы и диваны, выставляя снимки с описанием на сайты. Когда заканчиваем, замечаем, что уже вечер. Я предлагаю поужинать, а потом ехать домой.