После конца

Комарова Ольга Александровна

Хуже всего становилось на четвёртый, последний день. Статичный спазм постепенно сходил на нет, сменяясь практически не прекращающимися клонико-тоническими судорогами. На этой стадии люди уже не узнавали ни себя, ни кого-либо вокруг. При малейшем движении воздуха или излишне ярком свете появлялась агрессия на грани безумия. Если не привязать конечности, человек начинал кидаться на любого, в ком чувствовал потенциальную угрозу. Однако фиксирование рук и ног имело свои последствия — при наличии чрезмерно интенсивного раздражителя нередко наблюдались вывихнутые

суставы и сломанные кости. Чувство боли резко притуплялось.

Конец своей жизни люли проводили в агонии. Двенадцать часов они не подавали признаков сознания, превращаясь в озлобленных голодных тварей. Тени себя прежних.

Смерть наступала от спазма дыхательной мускулатуры. Не самая страшная кончина, особенно после всего, что им приходилось вытерпеть до неё. Кто-то, понимая, что конец неизбежен, просил пустить пулю в лоб в конце второго дня, кто-то надеялся на сказочную удачу, что это не вирус RB-21, а лишь банальная лихорадка. Только очень сильная, на грани атипичной. Но ведь бывают исключения. Правда же?

Конечно нет.

— Сколько она ещё протянет? — тихо, так, чтобы Алиса не услышала, спросила Соня. Не поворачивая головы, стараясь вообще не двигаться, дабы не создавать лишнего шума.

— Два дня, — глухо отозвалась Надя, скрывая дрожь в голосе. — Даже чуть меньше. И самое паршивое, что ничем не можем помочь.

— Лучше подумай, что будем делать, когда она начнёт кидаться на нас?

В отличие от остальных Стас сохранял относительное спокойствие. Гораздо больше здоровья Алисы его волновало собственное благополучие. От части это верно, свою бы жизнь сохранить, когда вокруг столько опасностей. Вот только должно же быть что-то человеческое. Неужели совсем все равно?

— Не надо так смотреть, — поморщился мужчина, едва поймав укоризненный взгляд Сони. — Я лишь стараюсь логически мыслить.

— Думая, как быстрее её прикончить? — вмешался Артур. — А ты о ней подумал? Каково ей сейчас?

— Каково бы ей сейчас не было, она в любом случае обречена. А вот мы ещё можем пожить. Если она не заразит нас при первом же приступе. Что мы будем делать с ней завтра? Даже оружия нет, чтобы…

— Рот закрой.

Слишком спокойный для человека, который уже был готов отправить говорящего на тот свет, голос заставил обернуться к его источнику. Алиса заснула тревожным и возможно одним из последних сном в своей жизни, зато держащий её юноша не спал. И теперь смотрел на причину своего раздражения нечитаемым взглядом, тоже жалея, что под рукой нет оружия. Правда, немного для других целей.

— Послушай, я понимаю, ты заботишься о ней, но все это бесполезно. Она все равно…

— А ты хоть о ком-нибудь заботишься? Хоть раз думал о другом человеке? Мне кажется нет. И не потому, что считал это бесполезным, — Андрей горько усмехнулся, кидая взгляд на вздрагивающие веки с пушистыми белесыми ресницами. — Ты просто не умеешь по-другому. Единоличник с рождения.

— Думаешь, так хорошо изучил меня?

— Лишь предполагаю, — покачал головой юноша. — Но судя по твоей кислой

роже двигаюсь в верном направлении.

Стас ничего не сказал. Весь запал разом сошёл на нет, стоило услышать те слова, от которых он так отчаянно бежал большую часть сознательной жизни. Даже сейчас он пытался оправдать свое нежелание думать о других опасением за собственную жизнь, но внутренний голос раз за разом тихонько шептал — не лги себе. Не за свою жизнь опасался. Боялся начать заботиться о ком-то, кроме себя. И в итоге глупо потерять.

— Можешь не волноваться на счёт Алисы, — словно прочитав чужие мысли, тихо сказал Андрей. — Когда будет нужно, я сам о ней позабочусь.

Слова, не требующие ответа. И только пальцы, осторожно поглаживающие светлую макушку, слегка дернулись под конец фразы.

***

— Как вы?

Густая тень фигуры Серафима накрыла и без того тусклое пространство ямы, практически полностью лишая сидящий внизу людей света. Может, оно и к лучшему.

— А сам как думаешь? — фыркнула Соня, подбрасывая в воздухе крохотный выкопанный камушек. — Ваш проповедник не собирается нас выпускать?

Вместо ответа парнишка покосился на Алису, которой за последние сутки стало совсем плохо, тут же отводя взгляд.

— Он ждёт.

— Чего ждёт? — выразил всеобщее непонимание Артур. — Когда умолять начнём? Так не дождётся.

— Ждёт, когда вы примите решение. Что с ней делать, — он не решился ещё раз взглянуть на зараженную, от чего с преувеличенным интересом разглядывал земляную стену.

— Можно подумать, у нас есть выбор, — покачала головой Соня. Сказала и внимательно вгляделась в лицо паренька. Не ошиблась. На секунду, всего на одно мгновение, но она увидела сочувствие, которого не видела у других людей, когда те приносили им еду. Серафим ещё был способен на сострадание, а значит, возможно, он может им помочь. Во всяком случае попытаться стоит.

— Вы можете отдать её Отцу Иосифу для проповеди, — понимая, насколько это абсурдно звучит, и все равно произнося зазубренные фразы, говорил Серафим. — Когда кто-то подхватывает вирус, он говорит, что это наказание за наши грехи. Читает проповеди о внешнем мире и говорит, что только очищение может спасти нас.

— Но Алиса ему зачем?

— Как пример того, к чему приводит греховная жизнь, — немного помолчал, будто вспоминая что-то важное. — Можно подумать, его ручные псины спасут нас от внешнего мира.

— Хочешь сказать, то, что было в тех тоннелях — его способ очистить наши души? — нахмурилась Надя. По её мнению, способ был крайне глупый и опасный. Но местные жители ничего не имели против, а значит здесь это было нормой. Намеренно сталкивать людей с вирусом было в порядке вещей.

— Второй этап, — согласно кивнул Серафим, спуская по верёвке поднос с очередной порцией еды. Каша, картофель и вода. Что-то новенькое, в сравнении с предыдущими трапезами. — Третий этап — выбор. Дадите вы ей стать мученицей в лице паствы или же избавите от мучений до того, как душа покинет тело?