После нас - хоть потом
Шрифт:
– Черт-те что!
– в сердцах охарактеризовал Акимушкин обстановку, отправляя микрофон на место.
– Хорошо… - неожиданно и как бы про себя произнес Царапин.
– А чего хорошего?
– повернулся к нему лейтенант.
– Хорошо, что не война, - спокойно пояснил тот.
В накаленном работающей электроникой фургончике Акимушкина пробрал озноб. Чтоб этого Царапина!.. Лейтенант быстро взглянул на часы. А ведь сержант прав: все вероятные сроки уже прошли. Значит, просто пограничный инцидент. Иначе бы здесь сейчас так тихо не было, их бы уже сейчас
– Типун тебе на язык!
– пробормотал Акимушкин.
Действительно, тут уже что угодно предположишь, если на тебя со стороны границы нагло, в строю идут три машины. Или все-таки две?
– Не нравится мне, что прикрытия до сих пор нет, - сказал Царапин.
– Мне тоже, - сквозь зубы ответил Акимушкин.
"Вот это и называется - реальная боевая обстановка, - мрачно подумал он.
– Цели испаряются, прикрытие пропадает без вести, связи ни с кем нет - поступай как знаешь!.."
Он взглянул на Царапина и ощутил что-то вроде испуга. Старший сержант опять горбился и бормотал.
– Ну что еще у тебя?
– Товарищ лейтенант, - очнувшись, сказал Царапин.
– Полигон помните?
– Допустим.
– Акимушкин насторожился.
– А ведь там легче было…
– Что ты хочешь сказать?
– Помех не поставили, - со странной интонацией произнес Царапин.
– Противоракетного маневра не применили. Скорость держали постоянную…
– Отставить!
– в сильном волнении крикнул Акимушкин.
– Отставить, Царапин!
– и дальше, понизив голос чуть ли не до шепота: - Ты что, смеешься? Лайнер - это всегда одиночная крупная цель! А тут - три машины строем! Да еще на такой высоте!.. Попробуй-ка лучше еще раз связаться со штабом.
Царапин, не вставая, дотянулся до телефона, потарахтел диском. Но тут в кабину проник снаружи металлический звук - это отворилась бронированная дверь капонира. Лицо лейтенанта прояснилось.
– Вот они, соколики!
– зловеще сказал он.
– Это не из прикрытия, - положив трубку, с тревогой проговорил Царапин, обладавший сверхъестественным чутьем: бывало, по звуку шагов на спор определял звание идущего.
Кто-то медленно, как бы в нерешительности прошел по бетонному полу к кабине, споткнулся о кабель и остановился возле трапа. Фургон дрогнул, слегка покачнулся на рессорах, звякнула о металлическую ступень подковка, и в кабину просунулась защитная панама, из-под которой выглянуло маленькое, почти детское личико с удивленно-испуганными глазами. Из-за плеча пришельца торчал ствол с откинутым штыком.
Акимушкин ждал, что скажет преданно уставившийся на него рядовой. Но поскольку тот, судя по всему, рта открывать не собирался, то лейтенант решил эту немую сцену прекратить.
– Ну?
– сказал он.
– В чем дело, воин?
– Товарыш лытенант, - с трепетом обратился воин, - а вы йих збылы?
– Збылы, - холодно сказал Акимушкин.
– Царапин, что это такое?
– Это рядовой Левша, - как
– Левша, ты там из прикрытия никого не видел?
– Ни, - испуганно сказал Левша и, подумав, пролез в кабину целиком - узкоплечий фитиль под метр девяносто.
– Як грохнуло, як грохнуло!..
– в упоении завел он.
– Товарыш лытенант, а вам теперь орден дадут, да?
– Послушайте, воин!
– сказал Акимушкин.
– Вы что, первый день служите?
Левша заморгал длинными пушистыми ресницами. Затем его озарило.
– Разрешите присутствовать?
– Не разрешаю, - сказал Акимушкин.
– Вам где положено быть? Почему вы здесь?
– Як грохнуло… - беспомощно повторил Левша.
– А потом усе тихо… Я подумал… може, у вас тут усих вбыло? Може, помочь кому?..
Жалобно улыбаясь, он переминался с ноги на ногу. Ему очень не хотелось уходить из ярко освещенной кабины в неуютную ночь, где возле каждого вверенного ему холма в любую секунду могло ударить в землю грохочущее пламя. Последним трогательным признанием он доконал Акимушкина, и тот растерянно оглянулся на сержанта: что происходит?
Старший сержант Царапин грозно развернулся на вертящемся табурете и упер кулаки в колени.
– Лев-ша!
– зловеще грянул он.
– На по-ост… бе-гом… марш!
На лице Левши отразился неподдельный ужас. Он подхватился, метнулся к выходу и, грохоча ботинками, ссыпался по лесенке. Лязгнула бронированная дверца, и все стихло.
– Дите дитем… - смущенно сказал Царапин.
– Таких не рожают, а высиживают. Зимой дал я ему совковую лопату без черенка - дорожку расчистить. Пришел посмотреть - а он сел в лопату и вниз по дорожке катается…
– "Старт", ответьте "Управлению"!
– включился динамик.
– Ну, наконец-то!
– Акимушкин схватил микрофон.
– Слушает "Старт"!
– Информирую, - буркнул Мамолин.
– Границу пересекали три цели. Повторяю: три. Но в связи с тем, что шли они довольно плотным строем… Видимо, цель-три оказалась в непосредственной близости от зоны разрыва второй ракеты, была повреждена и, следовательно, тоже уничтожена. Пока все. Готовность прежняя. "Старт", как поняли?
– Понял вас хорошо, - ошеломленно сказал Акимушкин. С микрофоном в руке он стоял перед пультом, приоткрыв рот от изумления.
– Вот это мы стреляем!
– вскричал он и перекинул тумблер.
– "Шестая пушка", ответьте "Кабине"!
Жоголев откликнулся не сразу.
– Мамолин утверждает, что мы двумя ракетами поразили три цели, - сообщил Акимушкин.
– И как тебе это нравится?
– Два удара - восемь дырок, - мрачно изрек Жоголев.
– Слушай, у тебя там прикрытие прибежало? Люди все на месте?
Царапин оглянулся на Акимушкина.
– У меня, Валера, вообще никто не прибежал, - сдавленно сказал тот.
– Что будем делать?
– В штаб сообщил?
– Да в том-то и дело, что нет связи со штабом! И послать мне туда некого! Не дизелиста же!..