После нашего разрыва
Шрифт:
— Вайолет? — его голос был низким, резким и решительным.
Он поднес руки к ее лицу, стирая слезы большими пальцами, прежде чем твердо обхватить ее лицо и потребовать, чтобы она смотрела на него.
— Я принадлежу тебе.
Он наклонился и грубо притянул одну ее руку к своему сердцу, заставляя Вайолет держать ее напротив его груди, когда она попыталась вырвать свой кулак.
— Этого ничто не изменит. Я не ухожу от тебя. Я люблю тебя. Хочу тебя. Я дам тебе немного пространства, чтобы ты поняла, хочешь ли ты меня и можешь ли ты любить меня в ответ.
— Ты же знаешь,
— Что, да? — прошептал он, глядя в ее карие глаза.
Она смотрела на него, на ее лице — маска боли.
— Я была почти готова... — прошептала девушка сквозь слезы.
Он нежно отпустил ее руку, поцеловал в ладонь и выпрямился.
— Я вернусь через два месяца. Если ты сможешь любить меня в ответ, найди меня.
Зак взял свои сумки и направился к входной двери. Прислонив все к внедорожнику. Пока открывал багажник. Ты должен уйти. Ты должен уйти. Ты должен уйти от нее, потому что это невыносимо.
— Почему это так важно для тебя? Это просто слова! Чертовы слова! — она наполовину всхлипнула, наполовину закричала, следуя за ним.
Ее лицо пылало от ярости, девушка стояла на крыльце, уперев руки в бока.
Мужчина почувствовал, как его собственный гнев начал нарастать, его собственные потребности, желания, надежды и стремления. Которые игнорировались так долго, большую часть его жизни. Он целеустремленно приблизился к ней, и Вайолет отступила на шаг, когда он протянув руку, обнял ее за талию.
— Ты не понимаешь, Вайолет, не так ли? Когда ты сказала их мне? Когда сказала, что любишь меня? Это был первый и единственный раз, когда кто-то говорил мне это. За всю мою жизнь. Мои родители никогда не говорили, что любят меня, да и я серьезно сомневаюсь в этом. Я был вундеркиндом, товаром. И я знаю, Кора любила — любит, без разницы, но мы не настолько близки. Когда ты смотрела на меня большими карими глазами, говорила, что любишь меня и имела это в виду. Ты любила меня.
Его глаза горели, и он прижал к ним свободную руку, чувствуя себя киской, но было слишком поздно поворачивать назад. С таким же успехом он мог высказать все.
— Я понятия не имел, что ответить. Я не знал, что сказать! Полжизни сожалений ушло на то, чтобы, наконец, понять это. Просто слова? Никогда больше не говори мне такого. Это не просто гребаные слова. Они значат все. И когда ты не говоришь их, это разрезает меня пополам, пока мои внутренности не выворачивает наизнанку, и я не ощущаю себя так, будто умираю. Возможно, это делает меня слабым, но это так. Почему это так важно для меня? Потому что ты единственная, кто когда-либо любил меня. Ты всегда была единственной.
— Зак, — прошептала она, прижимая дрожащую руку к губам, слезы текли по ее красным щекам. — Я... ты так сильно важен для меня, Зак...
Он отпустил ее, отвернулся, положил футляр с гитарой в багажник и закрыл его.
— Пожалуйста, Зак. Просто дай мне немного больше времени! Это все, что мне нужно.
— Именно это я и делаю, детка. Я даю тебе некоторое пространство. Немного времени.
— Только не так. Не тогда, когда ты уходишь от меня!
Он
— Разве ты не понимаешь? Это идеально, Вайли. Так и должно быть.
Мужчина отстранился, чтобы посмотреть ей в лицо, и возненавидел ее дрожащие губы. Ненавидел, что пятнадцать минут назад она вошла в «Тихую Гавань» с переполненным радостью сердцем, а сейчас он разрывал его на куски. Но то, что он говорил, было правдой. Все, что мужчина говорил, должно было быть сказано, должно было сработать между ними — тур просто облегчал это. Он смотрел в ее налитые кровью опухшие глаза своими стеклянными, проводя тыльной стороной пальцев по ее щекам, чтобы стереть слезы, и опустошить свое сердце.
— Послушай меня внимательно. Я стою перед тобой, говорю, что люблю тебя, что буду любить тебя несмотря ни на что, до самой смерти. Но также я говорю тебе, что если ты не всей душой в этом, Вайли, это не сработает. Ты нужна мне вся. Прости, что я такой жадный ублюдок, но я не Шеп Смолли, и я не могу быть с тобой, если твое сердце не полностью принадлежит мне. Я ждал слишком долго, чтобы услышать эти слова в своей жизни, и заплатил высокую цену за то, что отверг их.
— Я знаю, чего хочу — я хочу тебя. Нет такого понятия как «я буду любить тебя, пока не перестану», потому что этому не бывать. Я буду любить тебя вечно. Но я хочу, чтобы ты любила меня так же сильно, как и я тебя. Тебе нужно время, чтобы удостовериться? Возьми его. Выясни это, — Зак схватил ее за подбородок, заставляя посмотреть на себя. — Но давай-ка, одну чертову вещь проясним раз и навсегда. Я не ухожу от тебя. Это перерыв, а не разрыв. Я буду ждать. Ты слышишь меня? Я буду тебя ждать. Так долго, сколько это, черт возьми, потребуется.
Он наклонил голову и смял ее губы своими, грубо прижимая ее к себе, когда своим языком нашел ее, а руками зарылся в ее волосах. Мужчина излил весь свой гнев и сожаление, свою любовь и желание в этот поцелуй, требуя от нее, собственнически желая ее, чертовски ненавидя оставлять ее, остро и отчаянно осознавая, что это последний раз, когда он целовал ее на некоторое время, если не навсегда. И она приняла его — его красивая девушка, вторая половинка его души — поглаживание за поглаживанием, она сжимала и разжимала пальцы на его груди, когда целовала его в ответ. И если бы поцелуи выражали чувства, Зак мог поклясться, что она говорила: «Я люблю тебя» каждую секунду, пока он держал ее в своих объятиях.
Но поцелуй был просто поцелуем. Зак же нуждался в словах.
Меланхолия овладела им, и он переместил руки от ее волос к щекам, которые он нежно, благоговейно прижимал своими ладонями, в то время как языком томно скользил по ее языку, нежно прощаясь единственным ему доступным способом. Наконец, мужчина отстранился от нее, ее губы распухли и были немного посиневшими, но он был рад.
Слезы вновь навернулись на ее глаза.
— Я ненавижу тебя за это.
Я тоже ненавижу себя за это.