После падения
Шрифт:
Я рада, что не Хардин, хотя знаю, что он там тоже будет. Так или иначе, его компания кажется мне невыносимой. Почему он такой грубый? Пусть скажет спасибо, что я не осуждаю его за уродский пирсинг и тату. Ладно, может, я его и осуждаю, но по крайней мере не говорю ему об этом в глаза. Я хотя бы терпимо отношусь к чужим взглядам. В нашем доме татуировки и пирсинг совершенно неприемлемы. Мои волосы всегда причесаны, брови выщипаны, а одежда чистая и глаженая. Это воспринимается как должное.
– Ты
– Прости… что? – Неосознанно я в мыслях возвращаюсь к этому грубияну.
– Я говорю, давай готовиться: помоги выбрать мне, в чем идти.
Платья у моей соседки такие странные, что мне кажется, будто сейчас кто-нибудь выскочит и скажет, что нас снимает скрытая камера. От каждого меня просто передергивает, а Стеф смеется, видимо, считает мое отвращение забавным. Платье – точнее, лохмотья, – которое она, в конце концов, выбирает, представляет собой черную сетку, через которую прекрасно виден ее красный бюстгальтер. Единственная закрытая деталь наряда – это плотные черные трусы. Платье не доходит даже до середины бедра. Стеф подтягивает его, открывая ноги еще выше, затем наклоняется, демонстрируя глубокое декольте. Каблуки ее туфель – сантиметров десять, огненно-рыжие волосы стянуты в тугую косу, падающую на плечи, глаза подведены черным и синим еще гуще, чем раньше.
– Больно делать татуировки? – спрашиваю я, доставая свое любимое темно-бордовое платье.
– Первый раз да, но не так больно, как ты думаешь. Это как пчела, которая кусает тебя снова и снова, – говорит она, пожимая плечами.
– Ужасно, – говорю я, и Стеф смеется.
Мне приходит в голову, что она наверняка считает меня странной так же, как я ее. То, что мы мало знакомы, как ни удивительно – нам на руку.
Она таращится на мое платье.
– Ты что, действительно собираешься это надеть?
Я провожу рукой по ткани. Это мое лучшее, любимое платье, хотя нарядов у меня не так уж и много.
– А что с ним не так? – спрашиваю я, пытаясь скрыть обиду.
Воротничок доходит до шеи, рукава закрывают руки на три четверти, оставляя открытыми только локти. Темно-бордовая ткань мягкая, но прочная, из такой шьют деловые костюмы.
– Ничего… просто оно такое… длинное, – говорит она.
– Да оно едва колени прикрывает.
Я не понимаю, догадалась ли Стеф, что я обиделась, но почему-то не хочу, чтобы она это знала.
– Оно хорошее. Просто мне оно кажется слишком строгим. Может, ты хочешь взять что-нибудь из моего? – искренне предлагает она.
От этого предложения меня бросает в дрожь.
– Спасибо, Стеф. Думаю, обойдусь, – отвечаю я и начинаю завиваться.
Глава 6
Завивка и укладка готовы; я закалываю пряди у лица с обеих сторон, чтобы не падали.
– Хочешь взять что-нибудь из моей косметики? – спрашивает Стеф, и я снова смотрюсь
Глаза всегда кажутся мне слишком большими, и я предпочитаю минимально подчеркивать их макияжем, разве что крашу ресницы.
– Ну, может, немного глаза подвести, – неуверенно говорю я.
Стеф с улыбкой протягивает мне три карандаша: фиолетовый, черный и коричневый. Я верчу их в руках, выбирая между черным и коричневым.
– Фиолетовый к твоим глазам отлично подойдет, – говорит Стеф, я улыбаюсь, но отрицательно качаю головой. – У тебя уникальные глаза – продать не хочешь? – шутит она.
У нее самой прекрасные зеленые глаза; зачем ей мои? Беру черный карандаш и подвожу глаза тонюсенькой линией, получая от Стеф поощрительную улыбку.
Звонит ее телефон, соседка хватает сумочку.
– Нэт пришел.
Я тоже беру сумочку, поправляю платье и натягиваю свои плоские белые кеды, на которые Стеф взирает весьма однозначно, но не комментирует.
Нэт ждет у входа, из открытого окна его машины ревет хард-рок. Оглядываюсь и вижу, что на нас все смотрят. Опустив голову, я внезапно натыкаюсь взглядом на Хардина, сидящего на переднем сиденье. Должно быть, он наклонился, и я не заметила его сразу. Черт.
– Дамы, прошу, – говорит Нэт.
Хардин смотрит, как я забираюсь в машину вслед за Стеф и оказываюсь на сиденье прямо позади него.
– Тереза, ты ведь в курсе, что мы собрались на вечеринку, а не в церковь? – говорит Хардин, и я вижу в боковом зеркале, как он ухмыляется.
– Пожалуйста, не называй меня Тереза. Мне нравится Тесса, – отвечаю я.
Странно, он даже знает мое полное имя? Оно напоминает мне об отце, поэтому я предпочитаю его не слышать.
– Конечно, Тереза.
Я откидываюсь на сиденье и закатываю глаза; нечего отвечать на подколки, время тратить.
Пока мы едем, я смотрю в окно, пытаясь не замечать грохочущей музыки. Наконец, Нэт паркуется на обочине оживленной улицы, вдоль ряда больших и почти одинаковых светлых домов. Черными буквами выведено название студенческого братства, но я не могу разобрать ни слова, фасад полностью скрыт вьющимся виноградом. От дома беспорядочно растянуты ленты туалетной бумаги, шум и гам: типичная картина.
– Дом такой большой; сколько там может быть людей? – ахаю я.
На газоне перед домом полно народу с красными кружками в руках, некоторые танцуют. Я отстаю от своей компании.
– Людей куча, пошли, – отвечает Хардин, выходя из машины.
С заднего сиденья я вижу, как несколько человек здороваются с Нэтом за руку, не обращая внимания на Хардина. К моему удивлению, никто больше не татуирован так, как он, Нэт или Стеф. Может быть, сегодня я все-таки найду себе друзей.
– Идешь? – Стеф улыбается и выскакивает из машины.
Я киваю, скорее сама себе, и вылезаю, еще раз поправляя платье.