После похорон
Шрифт:
– Тем не менее вы этому верите, – проницательно заметил Пуаро.
– Нет!
– А я думаю, да. Поэтому вы и были напуганы. Вы все еще боитесь, не так ли?
– Нет, с тех пор как я приехала сюда. Здесь так много людей и такая приятная семейная атмосфера. Тут я чувствую себя спокойно.
– Мне кажется… Простите мне мое любопытство, но я стар и немощен, поэтому большую часть времени посвящаю праздным размышлениям об интересующих меня делах. Так вот, мне кажется, что в «Стэнсфилд-Грейндж» произошло какое-то событие, заставившее вас вспомнить о ваших страхах. Теперь медицина признаёт огромную роль, которую играет наше подсознание.
– Да, я об
– Я думаю, что ваш подсознательный страх мог, так сказать, выйти наружу благодаря какому-то конкретному случаю – возможно, незначительному, но сыгравшему роль катализатора.
Мисс Гилкрист с радостью ухватилась за эту идею.
– Уверена, что вы правы! – воскликнула она.
– И что же могло явиться этим… э-э… незначительным случаем?
Мисс Гилкрист подумала и неожиданно ответила:
– Знаете, мсье Понтарлье, думаю, что это была монахиня.
Прежде чем Пуаро успел осмыслить услышанное, в комнату вошли Сьюзен с мужем, за которыми следовала Элен.
«Монахиня, – подумал Пуаро. – Интересно, где я уже слышал о монахине в связи с этой историей?»
Он решил этим же вечером незаметно завести разговор о монахинях.
Глава 19
Семья держалась вежливо с мсье Понтарлье – сотрудником ОПБ ООН. Пуаро оказался прав, воспользовавшись аббревиатурой. Все восприняли ОПБ ООН как нечто само собой разумеющееся и даже притворялись, что всё знают об этой организации. Люди крайне неохотно признаются в своем невежестве. Исключение составила Розамунд, которая с любопытством осведомилась:
– А что такое ОПБ ООН? Никогда об этом не слышала.
К счастью, рядом в этот момент никого не оказалось. Пуаро представил свою организацию таким образом, что все, кроме Розамунд, стыдились обнаружить свою неосведомленность о всемирно известном учреждении. Розамунд же ограничилась замечанием:
– Опять беженцы! Я так от них устала. – Таким образом она озвучила невысказанную реакцию многих, стеснявшихся выражать свои чувства столь откровенно.
В итоге Пуаро был принят как предмет иностранного декора, хотя и причиняющий некоторые неудобства. Конечно, всем казалось, что Элен следовало бы избавиться от него на этот уик-энд, но, так как он остался в доме, придется с этим смириться. К счастью, этот чудаковатый маленький иностранец вроде бы плоховато понимал по-английски, часто не мог разобрать, что ему говорят, и, казалось, полностью терялся, когда несколько человек говорили одновременно. Он как будто интересовался только беженцами и послевоенной обстановкой, поэтому его лексикон касался лишь этих тем. Обычная болтовня сбивала его с толку.
Практически всеми забытый, Эркюль Пуаро откинулся на спинку стула, потягивал кофе и наблюдал – так кот наблюдает за чирикающими птичками. Пока еще кот не был готов к прыжку.
В течение суток рыская по дому и обследуя его содержимое, наследники Ричарда Эбернети собрались заявить о своих предпочтениях и, если понадобится, отстаивать их.
Вначале темой разговора стал десертный сервиз из споудовского фарфора [32] , которым собравшиеся только что воспользовались за обеденным столом.
32
Керамические изделия, изготовленные на фабриках, основанных в 1770 г. Джозайей Споудом (1754–1827) в Стоуке, в графстве Стаффордшир.
– Я вряд ли долго протяну, –
– Вы опоздали, дядя, – с самодовольной беспечностью отозвался Джордж. – Утром я попросил Элен оставить споудовский сервиз за мной.
33
Стиль инкрустированной мебели, названный по имени французского мастера Андре-Шарля Буля (1642–1732).
Тимоти побагровел:
– Что значит – оставить за тобой? Еще ничего не решено. И зачем тебе десертный сервиз? Ты ведь не женат.
– Дело в том, что я коллекционирую споудовский фарфор, а это превосходный его образец. Но булевский шкафчик можете взять себе, дядя. Мне он и даром не нужен.
Тимоти отмахнулся от булевского шкафчика.
– Слушай, Джордж, не слишком ли много ты на себя берешь? Я старше тебя, и, кроме того, я – единственный брат Ричарда. Так что сервиз мой!
– Почему бы вам не взять сервиз из дрезденского фарфора, дядя? Прекрасная вещь – и наверняка навевает такие же сентиментальные воспоминания. Как бы то ни было, споудовский сервиз мой. Кто первым пришел, того первым и обслужили.
– Чушь! – рявкнул Тимоти, брызгая слюной.
– Пожалуйста, Джордж, не огорчай дядю, – резко вмешалась Мод. – Ему это вредно. Естественно, он получит сервиз, если захочет. Тимоти имеет право выбирать первым, а вам, молодежи, придется подождать. К тому же он брат Ричарда, а ты всего лишь племянник.
– Я могу кое-что добавить, молодой человек! – Тимоти кипел от бешенства. – Если бы Ричард как следует составил завещание, распоряжаться содержимым этого дома было бы поручено мне! То, что этого не произошло, я могу приписать только дурному влиянию! Повторяю – дурному влиянию! – Он сердито уставился на племянника. – Это завещание просто нелепо! – Тимоти откинулся на спинку стула, схватился за сердце и простонал: – Все это очень скверно на мне отражается. Если бы я мог выпить немного бренди…
Мисс Гилкрист выбежала из комнаты и вернулась, неся рюмку с упомянутым тонизирующим.
– Вот бренди, мистер Эбернети. Прошу вас, не волнуйтесь! Вы уверены, что вам не нужно прилечь?
– Не будьте дурой! – Тимоти залпом выпил бренди. – Прилечь! Я намерен отстаивать свои интересы!
– Право, Джордж, ты меня удивляешь, – сказала Мод. – Твой дядя говорит абсолютно верно. Его желания должны учитываться в первую очередь. Если он хочет десертный сервиз, значит, он его получит!
– Тем более что этот сервиз просто отвратителен, – добавила Сьюзен.
– Придержи язык, Сьюзен! – огрызнулся Тимоти.
Худощавый молодой человек, сидящий рядом со Сьюзен, поднял голову и произнес голосом, в котором слышались пронзительные нотки:
– Не смейте так говорить с моей женой!
Он приподнялся со стула.
– Все в порядке, Грег, – быстро сказала Сьюзен. – Я не возражаю.
– Зато я возражаю!
– Думаю, Джордж, – вмешалась Элен, – ты бы мог оказать дяде любезность и уступить ему сервиз.
– Что значит «уступить»? – взвился Тимоти.