После развода. Новая семья предателя
Шрифт:
— Мам, у него любовница… И он… Мам, — я теряюсь от ее обвинительного вопроса, — он предложил…
— Не надо повторять, — мама хмурится. — Я с первого раза все расслышала.
— Он мне изменял! — Я повышаю голос в желании достучаться до матери хотя бы криком. — Ты меня слышишь? Господи! Мама! Я понимаю, он твой любимый зять, и вообще золотой мужик, но он, — повторяю по слогам, — мне изменял! И шлюха эта залетела!
— И ты его отпустила к этой шлюхе, да?
— Что?
Какой-то день сегодня дурацкий. Либо я отупела, потому что
— Да пусть катится, — обескураженно шепчу я. — Я не буду с ним после такого.
— То есть я правильно понимаю, что ты его насовсем выпроводила, так? — мама неодобрительно прищуривается.
Недоуменно моргаю. Я, может, не заметила и попала в зазеркалье?
— Лер, — мама откладывает на пол к куче осколков и ромашек вени и совок и садится за стол, — пожури его, помотай нервы, припугни… но не рви окончательно…
— Мам, что ты такое говоришь?
Мама отворачивается, смотрит в сторону и хмурится сильнее, а затем переводит на меня мрачный и тяжелый взгляд:
— Ты сама сказала, что он не хотел уходить, — почти шепчет и будто на грани слез. — Да, он предложил разрулить ситуации по-мужицки, но… Лер, ваш третий ребенок был бы тебе в любом случае не родным. Ведь так?
— Не начинай…
В груди поднимается злость. Вот сейчас я понимаю, к чему мама клонит, и я хочу ее заткнуть. Не просто словами, а кулаками.
Она касается очень больного вопроса, в котором я чувствую свою слабость и уязвимость, как женщина.
— Выбор донора и яйцеклетки и сурогатной матери… — стараюсь говорить спокойно и твердо, но пальцы дрожат.
— Да, есть разница между этим и беременной любовницей, — мама кивает, — но давай будем честными, Лер, мужики часто срываются. И знаешь… Ты о себе подумала?
— Вот я о себе и подумала.
Мама опять молчит. Сжимает губы до тонкой ниточки и многозначительно вздыхает. Пауза слишком затягивается. Вероятно, за не последует очень неприятные слова.
— Лер…
— Мам, ты хорошо подумай, прежде чем говорить.
— Лер, ты же сама должна все понимать, — мама игнорирует мое предупреждение. — Новых серьезных отношений в твоей жизни может теперь и не быть.
— Мама, — цежу сквозь зубы.
— Ты не сможешь родить новому мужчине общего ребенка, — мама даже не моргает сейчас. — И обычно мужчины боятся… Боятся женщин, у которых…
— Прекрати, — у меня дергается лицо в гримасе гнева.
— А Рома ведь принял такой, какая ты есть. Он любит тебя, — продолжает говорить мама. — Да только благодаря ему ты жива, Лера. Это он вытащил тебя. Он тащил тебя, дочек… Да любой другой бы уже сбежал, Лера.
— Это было тогда…
— Это всегда с вами, — мама цепко вглядывается в мои глаза. — Да какому мужику будут приятны все эти разговоры и планы про донорскую яйцеклетку, суррогатную мать? Будь честной, Лер, — делает паузу, — если у тебя будут мужчины, то только на что-то несерьезное.
Смахивает со стола воображаемые крошки и вновь смотрит на меня:
—
Калека и пустышка. Вот кто я в глазах матери, и у нее одно беспокойство, что я останусь без мужика.
Если Роман пошел налево, то верить другому я точно не смогу.
— Нет бы меня поддержать, мам, — горько усмехаюсь я. — Обнять, поплакать вместе со мной и согласиться, что Роман козел и урод, а ты меня решила допинать?
— А о дочках ты подумала?
— Обалдеть, — откидываюсь назад и обескураженно взираю на маму, которая поправляет ворот скромного бежевого платья в мелкий цветочек. — То есть ты считаешь, раз я не могу больше рожать, то мне можно изменять.
— Я не говорила этого, — с осуждением качает головой. — Ты не переиначивай мои слова. Я прошу тебя все взвесить на холодный ум, Лера. Я очень боюсь, что если не будет рядом Романа, то ты опять нырнешь в болото. И кто в этот раз будет тебя спасать?
Смеюсь. Вот после таких речей, в которых меня выставили обузой для Романа, я должна воспылать решением понять и принять измену с внебрачным ребенком?
Неужели у Романа были такие же мысли на это счет?
И, может, именно тот факт, что я неликвид на рынке фертильных женщин, и подарил чувство безнаказанности моему мужу?
Проглочу из-за страха остаться одной без мужчины.
— Мам, я зря попросила тебя прийти, — устало поглаживаю лоб.
Все, плакать больше не хочется. Мне противно и муторно.
— Я твоему отцу пока не буду ничего говорить, — мама встает и оправляет подол платья. — Может, вы еще помиритесь. Погавкаетесь, разбежитесь на пару недель, а потом…
— Нет, — поднимаю взгляд. — И одна я не останусь. У меня есть дочери.
— А если они примут сторону отца? Они его любят, Лер, и у них крепкая связь. Младшую так он вообще сам выкормил, — вздыхает. — Поистери, покричи, но держи его на коротком поводке, а то потом, Лер, выть будешь.
Глава 8. Нечего спасать
— Водитель заберет девочек с автобуса…
Голос Романа чуток искажен в динамике телефона, но его хрипотца делает мне больно, будто ножом режут сердце на маленькие кусочки.
Я улавливаю в этой хрипотце напряжение, пусть Роман и пытается говорить спокойно и отстраненно.
Я хочу спросить его, где он сейчас. В гостинице? В корпоративной холодной квартире? Или у Наташи?
Но я не спрашиваю, потому что это не мое дело.
— И заеду домой…
— Нет.
— Нам надо с дочерьми поговорить, — Роман устало вздыхает. — Или что ты предлагаешь?
— Я сама им все расскажу…
— Ну, конечно, — хрипло смеется, и у меня от его тихого маньячного смеха, в котором вибрирует разочарование во мне, — ты кем пытаешься меня выставить? Отцом, который боится своих дочерей? Или тем, кто сбежал и спрятался в кусты, а ты печальная поведаешь им какой папа-козел?