После России
Шрифт:
– Сейчас мы на пути к главному, что должно нас оздоровить: мы сами должны вбить кол в грудь этому чудовищному монстру, который они зовут Россией. Мы должны добить её, чтобы она наконец издохла. Все эти годы многие из нас делали вид, что Россия никуда не делась, просто спряталась за нелепыми вывесками. Так вот привыкайте к правде: России больше нет! Нет и не будет! Об этом никто не пожалеет! Ни один человек! Надо думать об освоении Луны и Марса, о Космосе, о реконструкции Африки, а не бегать по кругу, по граблям имперских комплексов! Чем быстрее агония закончится и вместо так называемой России будут маленькие, тихие и спокойные республики, тем лучше будет всем! Я призываю тех, кто продолжает
Тимофей плюнул в сторону экрана. Он собрался с духом, вылез из бункера и бессмысленно метался по центру Москвы весь роковой день 4 ноября, то намереваясь покинуть город с кучками беженцев, то пытаясь присоединиться к не сложившим оружие войскам. Таковые, впрочем, существовали только в его воображении, стрельбы почти не было слышно, в центр со всех сторон входили отряды сил коалиции. Об этом Бурматов узнал после того, как имел неосторожность попасть в руки участников организованного городскими властями и духовенством крестного хода «во умирение Руси».
Фантасмагорическое зрелище бородатых православных активистов, идущих по задымлённым улицам с хоругвями и флагами, вызвало у Бурматова оторопь. Он попытался призвать их на бой с оккупантами, но был бит, его обозвали провокатором, заперли в каком-то подвале и позже сдали вежливым офицерам объединённой военной жандармерии. Спустя несколько дней в фильтрационном лагере «Лужники» его опознали и арестовали.
Из арестованных руководителей несостоявшейся России самым старшим по званию был Лапников – Фадеев назначил его первым вице-премьером и своим преемником. Он не пытался скрыться, наоборот, приехал в Кремль и в бывшем президентском кабинете спокойно дождался прихода союзников. По иронии ли судьбы или по злому умыслу это были польские спецназовцы, для маскировки одетые в униформу новгородских добровольцев. Когда они вошли, Лапников сидел на полу в позе лотоса и, отрешённо улыбаясь, смотрел в пустоту. Сопротивления он не оказал.
Когда его вывозили из Кремля, он увидел веселящихся поляков, которые уже не маскировались, водрузили над Василием Блаженным бело-красный флаг с орлом и с удовольствием позировали на фоне Минина и Пожарского, на головы которых были нахлобучены конфедератки. Эти душераздирающие сцены не произвели на Лапникова никакого впечатления, во всяком случае, он не подал виду. Не стал он отвечать ни на вопросы следователей, ни международному трибуналу, и даже известие о пожизненном заключении встретил спокойно, также отрешённо улыбаясь.
Своим спокойствием на трибунале Лапников произвёл на всех более приятное впечатление, чем Бурматов, отрастивший бороду, сидевший с четками в руках. Получая слово, он произносил напыщенные речи о возрождении России, о том, что Владимир Егорович Пирогов был святым мессией, и лишь предатели и шпионы иностранных разведок в его окружении не дали возродить Россию, сделать её единой и сильной. Другие подсудимые были мало известны широкой публике. Процесс шел полтора года, и к концу совершенно перестал интересовать СМИ.
В день оглашения приговора главной новостью стал неожиданный арест Интерполом Ислама Реджепова. Он не только обрушил котировки на биржах, но и привёл к политическому кризису в ряде государств и свертыванию проекта «Православного Ватикана», который он усердно пропихивал через своего протеже, нового московского патриарха Иннокентия.
***
Пока в Москве наводил порядок назначенный комендантом Сергей Яхлаков, а в фильтрационных лагерях сортировали попавших
Через день после убийства Пирогова в Сибири произошли теракты, начались массовые беспорядки и погромы. Практический смысл происходящего был непонятен, но действия китайских военных властей вносили в сибирский хаос зловещий оттенок спланированного мероприятия. После нескольких дней кровавой анархии председатель Временного чрезвычайного правительственного комитета Сибирской Народной Республики генерал Голышников был арестован самозваным прокитайским Сибирским военно-революционным комитетом, стремительно осуждён за преступления против народа Сибири и казнён. В Сибирь вошли дополнительные китайские войска, состоялись выборы, новое правительство взяло курс на максимальное сближение с Китаем, и через несколько лет регион присоединился к Поднебесной, став Сибирским автономным районом Китайской Федеративной Республики. Несмотря на протесты мирового сообщества и отказ признавать эту акцию, повлиять на пекинское правительство не удалось.
Сибирская дивизия, посланная Голышниковым на Москву, домой не вернулась и была переправлена союзниками в Африку, в Шестую провинцию, где погибла почти в полном составе в печально знаменитом Большом котле.
Дальневосточная Республика добилась права присоединить к себе бывшую Прибайкальскую Федерацию и значительно увеличить армию.
Казахстан упрочил своё положение в Евразии, включив в состав обновленного Евразийского Содружества новые регионы.
***
На Урале в режиме военного положения был распущен парламент. Павел Водянкин возглавил созданную им же Националистическую партию, привёл её к победе, стал премьер-министром и занялся внедрением уральского языка. Он сохранил за собой пост министра иностранных дел и постоянно участвовал в работе международной конференции по реконструкции Северо-Восточной Европы (так теперь официально называлась европейская часть бывшей России). Его предложения вызвали большой интерес, но многообещающая карьера Водянкина закончилась отставкой и арестом после многомесячного скандала. Как сообщил авторитетный ресурс «Республика», бывший премьер-министр был слишком близок к Реджепову, а кроме того был причастен к убийствам и махинациям. «Дело Реджепова» привело к полной смене уральской элиты. Вынужден был подать в отставку даже президент Полухин.
Из-за дела Реджепова и краха Водянкина академик Жабреев, к своему удивлению, снова оказался маргиналом: реформу языка свернули под издевательства прессы, вспомнили его прошлые метания, сняли со всех постов, а потом просто забыли. Недолгий остаток своей жизни он провёл, проклиная уральскую независимость и оплакивая Россию.
«Россия умерла буднично и тихо, как всеми забытая в дальней комнате одинокая старушка, равнодушная к сваре нерадивых правнуков, делящих её последние пожитки. Умерла ли Россия, чтобы когда-нибудь возродиться, или это окончательная её гибель – кто может дать ответ на этот вопрос? Да и задаётся ли кто-нибудь такими вопросами?» – писал он перед своей внезапной кончиной.
Эпилог
«В последние годы Москва постепенно входит в моду в своём новом статусе – антистолицы мира. Прогрессивные писатели и музыканты наперебой рассказывают о путешествии в это чарующее место, где на руинах одного из величайших городов прошлого века расцветает другая жизнь, тихая, умиротворенная, непохожая на шум мировых столиц современности. Недаром здесь так много коммун искателей „нового пути“, сторонников традиционализма и просто любителей экзотики»