После ссоры
Шрифт:
Он снимает куртку и промокшие ботинки, от которых на полу остаются грязно-мокрые разводы.
Я не могу скрыть удивление.
– В кого ты превратился?
– Только не начинай, иначе я спущусь еще раз и порежу ко всем чертям твои шины.
Я закатываю глаза и смеюсь над его угрозой.
– Ну спасибо!
– Можно… можно я отвезу тебя? – Он ловит мой взгляд.
Теперь я его совсем не узнаю. Он вел себя вежливо почти весь вчерашний день, а сегодня заранее завел мою машину и предложил отвезти меня – не говоря уже о том, что прошлым вечером он смеялся чуть ли не
– …видимо, нельзя, – добавляет он, когда я долго не отвечаю.
– Я буду очень рада, – говорю я, и он снова обувается.
Когда мы садимся машину и выезжаем с парковки, Хардин замечает:
– Хорошо, что у тебя такая отстойная машина, иначе ее украли бы, пока она стояла тут с заведенным двигателем.
– Она вовсе не отстойная! – защищаю я свой автомобиль, поглядывая на небольшую трещину в стекле с моей стороны. – Кстати, я тут подумала: мы ведь сможем вместе ездить в универ, когда на следующей неделе начнутся занятия? Лекции у нас примерно в одно и то же время, а в рабочие дни я сама буду ездить в офис, и мы встретимся уже вечером дома.
– Хорошо… – отвечает он, не отрывая взгляда от дороги.
– Что такое?
– Жаль, ты не сказала мне, какие предметы выбрала.
– Почему?
– Не знаю… может, я записался бы на некоторые лекции вместе с тобой. Но вы с Лэндоном выбирали вместе и стали неразлучными соседями по парте.
– Ты уже записался на французский и американскую литературу, а курс мировых религий вряд ли тебя заинтересует.
– Это точно, – бурчит он.
Я понимаю, что эта беседа ни к чему нас не приведет, и чувствую облегчение, когда мы подъезжаем к офисному зданию «Вэнс» с большой буквой «В» над входом. Метель слегка утихла, но Хардин все равно останавливается как можно ближе к офису, чтобы я не замерзла на улице.
– Я заеду за тобой в четыре, – говорит он, и я киваю в ответ, а потом тянусь к нему и целую на прощание.
– Спасибо, что отвез, – шепчу я, снова касаясь его губ.
– М-м-м, – бормочет он, и я отрываюсь от поцелуя.
Я выхожу из машины и вижу Тревора – буквально в паре метров. Его черный костюм припорошен снегом. Он широко мне улыбается, и внутри у меня все обрывается.
– Привет, давно не…
– Тесс! – кричит Хардин, выскакивая из машины. Он подходит ко мне, и я замечаю, как Тревор смотрит сначала на него, затем на меня, и его улыбка исчезает. – Ты кое-что забыла… – говорит Хардин и подает мне ручку.
Ручка? Я удивленно изгибаю бровь.
Он кивает, приобнимает меня за талию и с силой прижимается к моим губам. Если бы сейчас мы не находились посреди стоянки – и если бы меня так не бесил его извращенный способ помечать собственность, – я бы уже растаяла, чувствуя, как он пробирается своим языком к моему. Отрываюсь и вижу, что на его лице играет самодовольная улыбка. Я вздрагиваю и потираю ладони друг о друга. Надо было надеть куртку потеплее.
– Рад встрече. Трентон, верно? – с наигранным радушием обращается к нему Хардин.
Я более чем уверена, что ему прекрасно известно его имя. Он просто чертовски груб.
– Э-э… да. Я тоже, – бормочет Тревор в ответ и скрывается
– И что это, черт возьми, было? – сердито спрашиваю я Хардина.
– Что? – ухмыляется он.
Я тяжело вздыхаю.
– Ты просто нахал.
– Держись от него подальше, Тесс. Прошу тебя, – решительно произносит Хардин и целует меня в лоб, чтобы смягчить резкий тон своих слов.
Я закатываю глаза и топаю к офису, как недовольный ребенок.
– Как прошли праздники? – спрашивает Кимберли, пока я наливаю себе кофе и беру пончик.
Наверное, эта чашка будет лишней, но хамское поведение Хардина меня взбесило, а один только запах кофейных зерен меня успокаивает.
– Было…
Ну, в общем, я вернулась к Хардину, потом узнала, что он записывал на видео секс с разными девушками, чем разрушил жизнь одной из них, но после этого я все равно не ушла. Моя мать заявилась к нам домой и устроила сцену, так что теперь мы с ней не разговариваем. Приехала мама Хардина, и нам пришлось притвориться, что мы вместе, хотя на тот момент это было не так. Собственно, это и помогло нам помириться, и все шло гладко, пока моя мать не сказала его матери об этом споре на мою девственность. А, и само Рождество. В честь этого праздника Хардин подрался с отцом и разбил кулаком его чертов стеклянный шкафчик. В общем, как обычно.
– …здорово. А у тебя? – Я решаю обойтись кратким ответом.
Кимберли начинает рассказ о том, как прекрасно она провела Рождество с Кристианом и его сыном. Малыш заплакал от счастья, увидев у елки свой новый велосипед, который ему принес «Санта». Он даже назвал Кимберли «мамуля Ким», отчего она просто растаяла, хотя и несколько смутилась.
– Понимаешь, это так странно, – говорит она. – Осознавать ответственность за чью-то жизнь. Мы с Кристианом не женаты и даже не помолвлены, так что я не знаю, как мне вести себя со Смитом.
– Думаю, им обоим повезло, что ты есть в их жизни – независимо от семейного статуса, – уверяю ее я.
– Вы умны не по годам, мисс Янг.
Она улыбается, а я, взглянув на часы, спешу к себе в кабинет. В обеденный перерыв захожу к Кимберли, но ее уже нет. Я сажусь в лифт, и когда он останавливается на третьем этаже и я вижу Тревора, внутри меня раздается безмолвный вопль.
– Привет, – тихо здороваюсь я.
Не понимаю, почему мне так неловко. Я же не встречалась с Тревором, ничего такого. Мы просто поужинали вместе, и я хорошо провела время. Мне приятно с ним общаться, как и ему со мной. Вот и все.
– Как прошел отпуск? – спрашивает он, и его голубые глаза ярко сияют в свете флуоресцентных ламп.
Когда все перестанут спрашивать меня об этом?
– Хорошо, а у тебя?
– Было здорово: в приюте оказалось много народу, мы накормили почти триста человек. – Он просто светится от гордости.
– Ого, триста человек! Ничего себе.
Я улыбаюсь. Он такой добрый, и это немного помогает снять напряжение между нами.
– Да, было потрясающе. Надеюсь, в следующем году мы найдем больше средств и сумеем выдавать еду уже на пятьсот человек. – Мы выходим из лифта, и он спрашивает: – Ты на обед?