После третьего звонка…
Шрифт:
Вот опять, – «возвернуть»!
– Мне хоть часть. Я ведь не все еще вписал. Чего мелочиться? Да и цены впопыхах занизил.
/Здесь актеру так надо сыграть, чтобы все поняли – такой и тряпку замасленную не забудет внести в список./
– Может, на работе кто проявлял нездоровый интерес? – спросит Литвин на сцене, как спросил он в жизни.
– На пенсии я, – гордо, как о правительственной награде сообщил Минов. – По инвалидности… Сердце не то. Пять лет уже…
И он постучал по столу крепкими мясистыми пальцами, которые, как и лицо «инвалида», были покрыты ровным южным загаром.
– Автомобиль
– У жены наследство… Тетушка оставила, – с вызовом ответил пенсионер.
– А жена у вас, простите, кто?
– Директор. В магазине, – ответил Минов и, пресекая вопросы, возмутился. – Это что? Я под следствием? Вы мне деньги верните, как полагается. Я ведь и к вашему начальству пойду. Жаловаться…
И тут Литвин, что сидит на сцене, вспомнит, где встречался раньше с Миновым. На Центральном рынке, где тот… торговал ранней клубничкой.
Хотя, как смогут зрители увидеть это воспоминание?
С хозяином они еще чуть пообщаются. Выяснится, что Минов москвичом стал лет десять назад, удачно женившись. Зато по делу – ничего. Может, в спектаклях так не положено? Но в жизни же было так!
Нет, не интересным будет такой спектакль. Ни действия, ни приключений. Только неприкрытое высокомерие и хорошо скрытый, но все же заметный страх. И то и другое порождено деньгами, которые их хозяева не заработали, а «сделали».
Или, к примеру, сцена вторая – Сергей Семенович Полуэктов, слесарь скромной мастерской «Металлоремонт». Сама любезность. Невысокий, сухонький человек буквально не знал, куда посадить гостя. Долго вертелся около бара. Литвин вспомнил, как хозяин сначала было взялся за бутылку с яркой наклейкой «Мартини», но подумав, достал скромный венгерский рислинг. Когда же Георгий отказался, сославшись на службу, Сергей Семенович даже едва облегченно вздохнул. На вопросы об автомобиле отвечал вяло и неохотно, словно неприятно было о нем вспоминать. Как выяснилось, тот «раздетый» автомобиль, уже поддан. А жена через своих клиентов (это она закройщица в люксовом ателье) достала новую машину.
– Но вы понимаете, я к этому никакого отношения не имею, – быстро добавил Полуэктов, нервно крутя на пальце массивную золотую печатку. – Скажу откровенно, я ведь с ней в разводе. И отчасти из-за этого. Уважаю социалистическую законность.
Потом он заявил, что «не уважает» накопительства, показывая на старую бронзу, хрустальные вазочки… В общем, наговорил массу своих соображений по разным поводам и о разных вещах, кроме тех, которые интересовали Литвина.
Относительно подозрительных моментов того вечера, он только промямлил, что какой-то тип в буфете наступил ему на ногу, а потом пошел в туалет. За нити! Может, он?.. И, снова забыв о вопросе, Сергей Семенович начал быстро и много говорить о том, как важна честность и порядочность в нашей жизни, все так же нервно вертя на пальце массивную золотую печатку…
Когда хозяин провожал Литвина, он еще раз сообщил «по секрету», что с женой он разошелся, и живет так, по инерции, хотя и осуждает ее накопительские замашки.
Литвин был уверен, что Полуэктов, закрывая за ним дверь, снова облегченно вздохнул. Скорей всего, заявление подала жена.
Ну, как это поставить на сцене? Обыкновенный воришка, делающий состояние на ключах, сломанных замочках и «фирменных» пуговицах.
Следующая сцена – квартира третьего пострадавшего – и вовсе из области театра абсурда. Пар пять всевозможных звуковых колонок, которые помимо своего прямого назначения, использовались как мебель, вместо полок, столов, подставок. На одной валялись старые джинсы, на другой – книги и ноты, на третьей – дымился чайник. У дивана, еще сохранившего остатки некогда покрывавшего его темно-зеленого велюра, стоял на полу шикарный телефон в стиле «Ретро». Рядом с ним в аккуратном футляре лежала электрогитара.
Хозяин квартиры – Вадик – крупный бородатый мужчина, в модной, но грязной майке и линялых до белизны джинсах, никак не мог понять, чего хочет Жора /так сразу он стал называть Литвина, несмотря на некоторое его сопротивление./
– Ну, чего машина, чувак, – небрежно цедил он, – ну «сделали» меня на пару «штук». Плевать…! Мутотень все это! Я бы и не заявлял. Да уехать не мог. Гаишник привязался. Ничего… Ко мне придут и сами отдадут. Ты слушал последний диск. Урия Хип? От делают мужики! Особенно там соло. А барабаны…
Вадик, по документам Вадим Викторович Абрамов, был руководителем вокально– инструментального ансамбля «Веселые струны», которые каждый вечер звенели в ресторане «Пересвет». Репертуар их отличался широтой и разнообразием: от лучших вещей «Битлз» до «Ах, Одесса» и пары блатных песен с «картинками», которые, надо отметить, музыканты обозначали лишь намеками и паузами. «Струна» по определению специалистов, относились к великой армии «лабухов» и на большее не претендовали. Главным показателем их успеха были красненькие и сиреневые бумажки, которые разгоряченные вином и плясками посетители щедро бросали на барабан ближе к закрытию.
– Ты, Жора, не переживай. Я помогу. Ей-бог! Увижу кого – сразу сообщу! Только вот не помню никого… в театр меня тетка одна завела. Не хилая такая девочка…
Литвин понял, что под «теткой» подразумевалась отнюдь не родственница.
– …Хороший ты мужикк… Помог бы чем, да не знаю… – говорил Вадик, провожая Литвина. – Приходи лучше, так просто. Кирнем. Девочек выпишем. Давай?.. Хочешь, в «Пересвет» забегай. Один или с бабой. Скажешь, ко мне – сразу пропустят…
Вот такой бессвязный разговор. Целых полтора часа потеряно. Трудно, конечно, рассчитывать, что каждый захочет поработать милиционером, но все же…
Кто на сцене будет ставить такую белиберду?
Георгий захлопнул папку с делом. Никаких зацепок. А время идет…
Литвин пододвинул к себе последнюю сводку. Ярко-оранжевым фломастером было отчеркнуто краткое сообщение о краже ценных вещей из личной автомашины ГАЗ-24, принадлежащей гражданину Мигачеву И.А.
Кража произошла вчера вечером. У того театра, с которого преступник начал.
8
Нет, то была не пятиминутка, по меньшей мере – заседание парламента средне– европейского государства.