После заката (сборник)
Шрифт:
Он чуть заметно улыбнулся, увидев, как поморщился Зифкиц, но по крайней мере улыбка была не лишена сочувствия.
— Вот что пока происходило в вашей взрослой жизни, — сказал Брейди. — Вы продолжали есть, как подросток, и ваше тело — благодаря хорошему, пусть и не превосходному метаболизму — более или менее с этим справлялось. Будет проще, если представить метаболический процесс как команду рабочих — дядек в хэбэшных штанах и докмартенсах.
Вам, может, и проще, с тоской подумал Зифкиц, невольно косясь на красное число двести двадцать шесть, а мне — нет.
— Их
— Забивают? — переспросил Зифкиц.
Доктор Брейди, не расцепляя пальцев перед узкой грудью (как у чахоточного, подумал Зифкиц — и уж точно без намека на бюст), кивнул такой же узкой головой. Зифкиц подумал, что она у него, как у ласки, такая же прилизанная, с острыми глазами.
— Да. Они говорят: «Сколько можно?» и «Он что думает, мы — Фантастическая Четверка?» и «Даст он нам когда-нибудь отдохнуть или нет?» А потом один, любитель посачковать — в любой команде такой есть, — говорит: «Да плевал он на нас с высокой колокольни. Начальничек хренов».
Рано или поздно, как всякие работяги, которым приходится слишком долго вкалывать без выходных, не говоря уж об отпуске, они начинают филонить или тянуть резину. Как-нибудь один из них не выйдет совсем. А потом — если вы проживете достаточно долго — один из них не выйдет, потому что ночью его хватил инсульт или инфаркт.
— Очень мило. Вам надо с лекциями выступать. Может, даже завести свое телешоу, как у Опры Уинфри.
Доктор Брейди расцепил пальцы, подался вперед и без улыбки посмотрел на Ричарда Зифкица.
— У вас есть выбор, и моя обязанность — вам об этом сказать. Вот и все. Либо вы измените свои привычки, либо через десять лет вы будете сидеть у меня в кабинете с куда более серьезными проблемами: вес под триста фунтов, возможно, диабет второго типа, варикоз, язва желудка и холестерин под стать весу. Сейчас, чтобы остановиться, вам еще не нужны краш-диеты, абдоминальная хирургия или сердечный приступ. Позже будет труднее. После сорока — труднее с каждым годом. После сорока, Ричард, жир уже с вами навсегда, как детская неожиданность на обоях спальни.
— Изящно. — Ричард Зифкиц невольно хохотнул.
Брейди не рассмеялся, но хотя бы изобразил улыбку и откинулся в кресле.
— Нет ничего изящного в том, к чему вы идете. Врачи говорят об этом не чаще, чем спасатели — об оторванной голове в канаве после автомобильной аварии или о почерневшем детском трупе в доме, где загорелась новогодняя елка, но мы много что могли бы рассказать про дивный мир ожирения. Про женщин, у которых
Зифкиц поморщился и замахал рукой.
— Я не говорю, что такое произойдет с вами, Ричард, — с большинством людей не происходит. У них, похоже, есть встроенный ограничитель. Однако есть правда в старой присказке, что такой-то роет себе могилу ножом и вилкой. Учтите.
— Учту.
— Хорошо. Вот речь. Или проповедь. Или что хотите. Я не буду говорить: «Иди и больше не греши». Я скажу: «Дело ваше».
Хотя Ричард Зифкиц последние двенадцать лет в графе «Род занятий» налоговой декларации писал «Свободный художник», он не считал себя человеком с особенно богатым воображением и не рисовал для души с тех пор, как окончил университет. Он делал книжные обложки, иногда киноплакаты, много журнальных иллюстраций, изредка — выставочные проспекты. Один раз оформил компакт-диск (для «Слоббербон», группы, которую особенно любил), но зарекся брать такие заказы впредь, потому что детали отпечатанного варианта можно было разглядеть только в лупу. Это был единственный случай, когда он проявил хоть что-то похожее на артистический темперамент.
На вопрос, какую из своих работ он любит больше всего, Зифкиц бы только заморгал. Прояви собеседник настойчивость, он мог бы назвать белокурую девушку, бегущую по траве, которая теперь украшала кондиционер для белья «Нежность». Но не искренне, а просто чтоб отвязались. Зифкиц был не из тех художников, которые что-то выделяют в своем творчестве. Уже давно он брался за кисть, только получив заказ, и работал либо по письму из рекламного агентства, где все расписано в подробностях, либо по фотографии (как с той девушкой, которая бежала по траве, счастливая, что юбка больше не липнет к ногам).
Однако как вдохновение посещает лучших из нас — Пикассо, Ван Гогов, Сальвадоров Дали, — так же оно иногда посещает и остальных, пусть раз или два за жизнь. Зифкиц поехал из клиники на автобусе (машины у него не было с колледжа) и, глядя в окно (медицинский отчет с одной красной строкой лежал, сложенный, в заднем кармане брюк), то и дело останавливался взглядом на рабочих: строителях с досками на плече, коммунальщиках в люках за желтой лентой с надписью «Ремонтные работы», трех парнях, возводивших леса перед витриной универмага, пока четвертый говорил по сотовому.
Постепенно стало ясно, что в голове складывается картина, требующая себе места в мире. Вернувшись на свой манхэттенский чердак, превращенный в квартиру-мастерскую, Зифкиц прошел в неприбранный закуток под мансардным окном мимо лежащей на полу почты. И не только не нагнулся, но даже бросил на нее плащ.
Он задержался перед готовыми подрамниками в углу, потом взял вместо холста кусок белого картона и принялся работать угольным карандашом. В следующий час дважды звонил телефон. Оба раза Зифкиц не брал трубку — пусть, если надо, говорят на автоответчик.