После заката
Шрифт:
Потом было публичное августовское унижение, когда Ельцин тыкал в него пальцем, приказывал читать указ и публично запрещал Коммунистическую партию. Остальные месяцы были обычной агонией, когда все понимали, что союзной власти уже просто не существует. И Беловежские соглашения, разорвавшие страну... Горбачев нахмурился. Он помнил свое последнее выступление и пустую чашку на столе. Ему казалось, что он поступает как настоящий демократ, как лауреат Нобелевской премии мира, который войдет в историю своих народов миротворцем и освободителем. Но оказалось, что таковым его считали только на Западе. В бывшем Советском Союзе его не просто не любили – его презирали и ненавидели. И даже в прибалтийских республиках, которые, казалось, должны были быть ему благодарны за свое освобождение.
Миф о том, что Горбачев мог править много лет, ничего не меняя, на самом деле действительно миф. Страна нуждалась в обновлении и модернизации на пороге нового тысячелетия. Но неумелые действия ее лидера, непродуманность реформ, его непостоянство и нерешительность, его порочный стиль руководства привели страну к распаду, изменив вектор развития цивилизации...
Горбачев еще раз подумал о непостоянстве судьбы. Сейчас он всего лишь руководитель небольшого коллектива людей. Нужно думать и о том, как заработать деньги для своего фонда. Он еще даже не предполагал, что будет участвовать в рекламах пиццы и сумок известной французской фирмы; не мог представить, что будет вынужден ездить по миру со своими лекциями, которые быстро потеряют свою цену, – ведь ничего нового и оригинального он так и не сможет сказать своей аудитории.
Поразительно, что он так ничего и не понял. Посчитав, что в России любят обиженных и отстраненных, он в девяносто шестом году решится пойти на всеобщие президентские выборы, словно пытаясь доказать своему вечному конкуренту – Борису Ельцину, что тоже может набрать большое количество голосов и вообще вернуться в политику, как когда-то сделал опальный первый секретарь Московского горкома. Но если Ельцину это действительно удалось и он ушел из города с ореолом борца против привилегий, то Горбачев остался в памяти людей нерешительным и непоследовательным политиком, при котором не просто развалилась страна, но и начались все негативные процессы, получившие такое яркое продолжение в девяностые годы прошлого века.
Он пойдет на выборы и получит свои ничтожные доли процента. В мировой истории трудно найти второй подобный факт, когда в собственной стране бывшего лидера так не уважали и не любили. Пожалуй, по своей антипопулярности с ним мог бы сравниться только Борис Ельцин в конце девяностых, когда он уже не мог адекватно работать и находился под сильным влиянием своего окружения. Но Ельцину удалось хотя бы собрать некоторую команду. У Горбачева не было даже ее. Получив ничтожные доли процента в России (не в СССР, где его показатель мог бы быть вообще смехотворно жалким), он навсегда распрощался с мыслью вернуться в большую политику.
Его политическое фиаско стало настоящей катастрофой и для его супруги. Амбициозная, умная, настойчивая, энергичная женщина, она поняла, насколько ужасным было поражение, которое он потерпел. И в августе девяносто первого, и потом в декабре, и даже в девяносто шестом, когда решился принять участие в выборах президента России. Судьба иногда так злобно и непонятно мстит людям...
На одном из съездов Советов, выступая перед народными депутатами СССР, известный писатель-фронтовик Юрий Бондарев скажет, что перестройка похожа на самолет, который сумели поднять в воздух – и теперь не знают, что с ним делать; не могут найти площадку для приземления и боятся разбить самолет, на котором они все летят. Ему возразил известный врач-офтальмолог Святослав Федоров, сказавший, что это писатель не знает, куда сядет его самолет, а они все знают, куда лететь и как им садиться. Через
Раиса Максимовна тяжело перенесла августовские события. Она боялась, что ее мужа и всю семью могут уничтожить, чтобы удачно провести переворот. После стольких кровавых событий в разных частях бывшего СССР она боялась их повторения в Форосе. Возможно, именно тогда у нее начались те процессы, развившиеся в итоге в ужасную болезнь, которая так рано оборвала жизнь этой незаурядной женщины.
Много лет спустя Михаил Сергеевич Горбачев проведет свое восьмидесятилетие в Лондоне. Будут известные политики и звезды шоу-бизнеса, все будет по высшему разряду, но не будет благодарности соотечественников, которые не поймут, почему бывший лидер страны празднует свой день рождения в далекой стране...
Он еще раз посмотрел на лежавший перед ним чистый лист бумаги. Сейчас готовится к изданию книга о событиях августа прошлого года. Хотя они, кажется, уже никого не волнуют... Попытка спасти Советский Союз провалилась, а трое славянских лидеров в Беловежской Пуще просто сделали то, против чего выступали сидевшие теперь в тюрьме гэкачеписты, – и этим решением навсегда убрали Горбачева из мировой политики, даже не попытавшись изолировать его, как тогда, в августе девяносто первого года, пытались сделать их оппоненты.
По большому счету, Ельцин тогда спас Михаила Сергеевича. Почти наверняка Горбачеву и членам его семьи не угрожала бы физическая расправа. Но было понятно и другое. Создавшие ГКЧП высшие должностные лица страны уже не могли и не хотели терпеть Горбачева во главе государства и партии. Победив в противостоянии с Ельциным, они наверняка пошли бы дальше и убрали бы Горбачева со всех постов. Возможно, новым генеральным секретарем мог стать Шенин, премьером – остаться Павлов, а обязанности президента мог бы исполнять Бакланов или Лукьянов. Но история не знает сослагательного наклонения. Горбачев вернулся в Москву почти триумфатором, еще не осознавая, что уже проиграл и свою партию, и свое государство, и свою должность, и свое политическое будущее.
Даже его последние назначения оказались весьма неудачными. Он отстранил Бессмертных от руководства союзным МИДом, назначив туда Панкина. За несколько недель тот умудрился проявить себя столь некомпетентным и неподготовленным к такой должности дипломатом, что его пришлось срочно менять на Шеварднадзе, который вернулся, чтобы почти сразу уйти. Генерал Шапошников, ставший маршалом, был самой большой ошибкой Горбачева. Возможно, если Михаил Сергеевич оставил во главе Министерства обороны генерала Моисеева, все могло повернуться иначе. Но он согласился с доводами Ельцина, убрав Моисеева и назначив Шапошникова. В решающий момент этот летчик просто отказался защищать страну, министром обороны которой он стал. И отказался помочь своему президенту сохранить и спасти страну, которую его предшественники защищали, не жалея своих жизней. Много лет спустя станет ясно, что Шапошников просто сдал Горбачева новой российской власти. Возможно, если бы в руководстве армии в тот момент оказался другой человек, история могла бы развиваться совсем иначе. Маршал Ахромеев или генерал Моисеев повели бы себя в такой ситуации совсем по-другому. Даже Константин Иванович Кобец, который считался верным приверженцем Ельцина, возможно, действовал бы в этих сложных условиях не так, как Шапошников. Но все получилось так, как получилось...
Шапошников интуитивно поступил правильно, поставив на российскую власть. Как офицер, он не должен был поступать подобным образом; как министр, он оказался весьма умелым политиком. А еще скандал с Бакатиным, который сдал схему прослушивания американского посольства... Получалось, что практически все последние назначения были не просто неудачными. Их можно считать абсолютно провальными, причем дважды. При воспоминании об этом Горбачев снова нахмурился, резко отодвинул от себя чистый лист бумаги и, поднявшись, прошелся по кабинету.