После
Шрифт:
– Если ты мне скажешь, что хочешь, чтобы я оставил тебя и никогда больше не говорил с тобой, я так и сделаю. Клянусь, никогда к тебе больше не подойду. Просто скажи.
Я открываю рот, чтобы сказать, чтобы он не приближался ко мне, сказать, что я никогда больше не хочу его видеть.
Он поворачивается и подходит ко мне ближе.
– Скажи мне, Тесса, скажи, что ты больше не хочешь меня видеть. – Он касается меня. Он проводит ладонью по моей руке, и по коже бегут мурашки. – Скажи, что
Он проводит указательным пальцем по моей ключице и снова вверх-вниз – по горлу. Чувствую, как учащается мое дыхание, когда его губы оказываются в сантиметре от моих.
– Что ты больше не хочешь, чтобы я тебя целовал, – говорит он, и я чувствую его теплое дыхание с запахом виски. – Скажи, Тереза, – бормочет он, и я плачу.
– Хардин! – шепчу я.
– Ты не можешь сопротивляться мне, Тесса, как и я не могу сопротивляться тебе.
Его лицо уже очень близко, мы почти соприкасаемся губами.
– Останься со мной сегодня? – просит он, и мне очень хочется этого.
Краем глаза замечаю движение у двери и вырываюсь из рук Хардина. Оглянувшись, я вижу Лэндона; он делает смущенную гримасу и, отвернувшись, исчезает в дверях.
Я мгновенно возвращаюсь к реальности.
– Мне нужно идти, – говорю я.
Хардин бормочет проклятия себе под нос:
– Пожалуйста, пожалуйста, останься! Просто останься со мной сегодня, даже если утром ты скажешь мне, что не хочешь меня больше видеть, – только, пожалуйста, останься сейчас. Это последнее, о чем я прошу тебя, Тереза.
Я киваю раньше, чем осознаю это.
– А что я скажу Ною? Он ждет меня, я взяла его машину.
Сама не верю, что всерьез решилась на это.
– Скажи ему, что решила остаться, потому что… Я не знаю. Не говори ничего. Что такого он сможет сделать?
Я вздрагиваю. Он расскажет маме. Наверняка. Злюсь на Ноя: я не должна беспокоиться, что мой друг наябедничает на меня маме, если я делаю что-то не так.
– Он все равно сейчас спит, – говорит Хардин.
– Нет, он же не может вернуться к себе в отель.
– Отель? Погоди, он что, ночует не у тебя?
– Нет, он в отеле.
– Ты ночуешь у него?
– Нет, на ночь он идет туда, – смущенно говорю я, – а я остаюсь у себя в комнате.
– А он не гей? – спрашивает Хардин, и в его глазах вспыхивают насмешливые огоньки.
Мои глаза расширяются.
– Конечно, нет!
– Извини, просто что-то тут не так. Будь ты со мной, я бы не уходил от тебя на ночь. Я бы трахал тебя при любом удобном случае.
Я замираю от неожиданности. Его сквернословие действует на меня очень странно. Я отворачиваюсь.
– Пойдем в дом, – говорит он. – Перед глазами все плывет. Думаю,
– Ты останешься здесь? – Я считала, что он вернется в братство.
– Да, и ты тоже. Пойдем. – Он берет меня за руку и ведет в дом.
Мне хочется найти Лэндона и объяснить, что он видел не то, что подумал. Не знаю как, но мне надо дать ему это понять. Когда мы проходим через кухню, замечаю, что беспорядок почти ликвидирован.
– Завтра ты должен доубрать все, что осталось, – говорю я Хардину, и он кивает.
– Уберу, – обещает он.
Еще одно обещание, надеюсь, он его сдержит. Моя ладонь – в его, он тянет меня вверх по парадной лестнице. Молюсь, чтобы мы не столкнулись с Лэндоном в коридоре, и вздыхаю с облегчением, когда мы его минуем.
Хардин открывает дверь в совершенно темную комнату и осторожно заводит меня туда.
Глава 32
Мои глаза привыкают к темноте. Единственный свет, проникающий в комнату – узкий луч из окна.
– Хардин? – шепчу я.
Я слышу, как он чертыхается, споткнувшись обо что-то, и пытаюсь не рассмеяться.
– Я тут, – отвечает он, включив настольную лампу.
Я оглядываю просторную комнату, напоминающую номер в отеле. Кровать с балдахином и темным постельным бельем, придвинутая к дальней стене, выглядит по-королевски, на ней как минимум двадцать подушек; огромный стол вишневого дерева, на нем – компьютер с экраном, больше, чем телевизор в общежитии. Перед эркером встроена кушетка, другие окна плотно закрыты шторами, не пропускающими лунный свет.
– Это моя… комната, – говорит Хардин, потирая шею.
Кажется, он чувствует себя здесь неуютно.
– Твоя? – спрашиваю я.
Конечно, его. Ведь это дом его отца, и здесь живет Лэндон. Лэндон упоминал, что Хардин никогда тут не появляется, и поэтому комната выглядит как музей – нетронутая и безликая.
– Да. Правда, я тут ни разу не ночевал… до сегодняшнего дня.
Он садится на табуретку возле кровати и расшнуровывает ботинки. Затем стягивает носки и прячет их в ботинки. У меня перехватывает дыхание: этой ночью я останусь здесь с Хардином!
– Вот как? Почему? – допытываюсь я, пользуясь его пьяной откровенностью.
– Потому, что не хотел. Я ненавижу это место, – спокойно говорит он, расстегивая черные джинсы.
– Что ты делаешь?
– Раздеваюсь, – отвечает он невозмутимо.
– Я имею в виду зачем?
Хотя часть меня задыхается от желания снова почувствовать его руки, надеюсь, он не думает, что я собираюсь заниматься с ним сексом.
– Ну… не хочу спать в узких джинсах и ботинках, – с усмешкой говорит он.