Последнее действие
Шрифт:
Шум немного утих лишь с возвращением Лиекниса и Рийниека. И прежде чем учитель успел сказать первое слово, все уже прочитали ответ на его лице.
— Ушел. И след простыл… Да оставьте вы мальчишку в покое! Все равно теперь не поможешь!
И так как они не хотели уняться, он стал между ними и Рутой, вызывающе выпятив грудь.
— Подумайте сами: ведь многие из нас не меньше виноваты в случившемся. Разве Екаб Вальтер не нашептывал вам свои страхи и сомнения?
Это подействовало, как удар по самому уязвимому месту. Теперь Лиекнис
Вильперт почесал затылок и сказал:
— Правильно, у каждого из нас бывают и опасения и подозрения. Но ежели мы станем по всякому пустяку поднимать шум и всех считать предателями…
Кузнец до этого больше всех нападал на Руту и теперь, видимо, чувствовал себя неловко.
— Да и не в этом суть… Кто мы такие: организованная сила или кучка сброда, который только и думает, как бы спасти свою шкуру, как бы улизнуть? Чего мы здесь сидим сложа руки, будто в ожидании Страшного суда? Я спрашиваю: где Марк?
Велта смерила его взглядом с головы до пят и ответила спокойным, уверенным голосом:
— Не беспокойтесь, Марк всегда там, где он больше всего нужен. Он нас не бросит. И неужели среди нас кто-нибудь больше не доверяет ему?
Глубоко искренние, проникновенные слова Велты на всех подействовали успокоительно. В комнате постепенно водворялась тишина. Замелькали огоньки папирос, и клубы дыма снова потянулись к потолку. Некоторые еще негромко переговаривались. Остальные старались прилечь где-нибудь на скамье или на полу у стены.
Но никто не спал. Велта чуть слышно шагала взад-вперед мимо окна. Два десятка глаз неотрывно следили за ней, будто она могла найти в этом бесцельном хождении ответ на все то, о чем каждый из них думал.
Временами окно как-то странно светлело. Луна взошла, но еще стояла низко, где-то за лесом. Ветер разгонял тучи. Временами открывался клочок чистого неба с бледными редкими звездочками; за окном возникали четкие очертания ближних и неясные контуры отдаленных деревьев. Потом опять темнело.
Ветер крепчал и шумел все сильнее. Ветви деревьев шоркали по стене, и словно кто-то пальцами стучал по крыше.
Поднявшаяся над лесом ущербная луна светила прямо в окно. Отчетливее выступала на палевом фоне стекол крестовина, огонь лампы как-то потускнел.
Ветер шумел все резче, порывистей. Ни на минуту не смолкал шум деревьев. Верно, оттого никто и не услышал приближающихся шагов. Все, и кто сидел, и кто лежал, поднялись лишь тогда, когда тяжелая дверь отворилась и на пороге показался Марк.
Голенища его сапог и даже полы шинели были забрызганы грязью. Мокрые пряди волос выбились из-под военной фуражки на потный лоб. Сняв с плеча винтовку, Марк оперся на нее.
Он дышал тяжело, видимо, устал. Темные глаза под сдвинутыми бровями быстро скользнули по комнате и потухли. Небритые щеки отливали при свете синевой. Поперечная морщина на лбу обозначилась еще резче.
Марка раздражало всеобщее внимание. Сделав
— С мельницы больше не отвечают.
Марк кивнул головой.
— Давно?
— Вот уже час, как звоню.
Марк посмотрел на часы и задумался. Потом сказал деланно равнодушным тоном:
— Через час мы уходим. Собирайтесь.
Все мигом пришло в движение. Застучали по глинобитному полу сапоги. Щелкали затворы винтовок, звякали патроны, скрипели отодвигаемые скамьи. Люди торопились, точно давно ждали этого приказа. Никто даже не спросил, куда они пойдут. Казалось, всю эту возню подняли нарочно, чтобы не дать Марку сказать что-нибудь определенное. Он держался спокойно, всем своим видом давая понять, что зря торопиться не следует. Только когда Велта невзначай коснулась его руки, в глазах его блеснул гнев…
Кузнецу не пришлось собираться: он, как всегда, был готов. Подойдя к Марку, Арнис начал рассказывать ему о бегстве Екаба Вальтера, кое-что присочиняя от себя, Лиекнису стало невтерпеж слушать все это, а Марк по-прежнему сохранял хладнокровие. Он только зло усмехнулся:
— Он не первый. Разбредаются один за другим. Вы думаете, он перебежал? Что ж, найдутся и такие. Трусы всегда стараются спрятаться за того, кто посильней. А сейчас сила не на нашей стороне. Но, по большей части, просто расходятся по домам, оружие бросают в болото или тут же в кусты, — на нем ведь не написано, кто его носил. Прячутся по чердакам или в стогах соломы, пережидают, пока мы уйдем. Жены их и старики бродят вокруг, разузнают, не собираемся ли мы уходить. Эти-то самые злостные. Хорошо бы поискать их. Будь у нас время…
Лиекнис придвинулся к нему поближе.
— А разве… у нас его нет?
— Я ведь сказал: через час уходить!
Велта уже перебирала документы.
— Мы отступаем, да? Но тогда мне надо укладываться. — Она выдвинула ящик стола.
Марк кивнул ей:
— Все лишнее — в печь, чтобы здесь не осталось ни одной важной бумажки.
Рийниек, присев на корточки, открыл дверцу печи. Выждал, пока не разгорелось пламя, потом неуверенно подошел к Марку.
— Скажите, ну как я уйду? В двух верстах отсюда у меня осталась больная жена с маленьким ребенком. Ведь ей станут мстить за меня.
— У меня тоже жена и ребенок, а разве я сейчас вправе думать о них? Ну, а кто желает, пусть остается, я никого но принуждаю. Я хочу только предостеречь. Многим придется потом горько раскаиваться, но будет поздно…
Лиекнис слегка дотронулся до его руки.
— Ну, зачем ты это говоришь, Марк? «Никого не принуждаю». Этак мы разбредемся, словно овцы… Разве у нас нет дисциплины? Разве ты больше не командир?
Они подошли к печке. Велта, присев перед ней, бросала в огонь документы. Марк печально улыбнулся, но в этой улыбке было больше суровости, чем в глубоких складках на лбу.