Последнее искушение Христа
Шрифт:
– Он проснулся… – сказал юноша с золотыми браслетами вокруг лодыжек, готовый расхохотаться.
Но тут всех вдруг объял неизъяснимый страх, и они поспешно заговорили о невольничьих рынках Александрии и Дамаска, о прибылях и убытках… Но затем снова возвратились к беззастенчивым разговорам о женщинах и мальчиках и принялись облизываться, высовывая языки.
– Господи, Господи, – шептал Сын Марин. – Куда Ты вверг меня? Что это за двор?! С какими людьми вынужден пребывать я, дожидаясь своей очереди! Ведь это и есть величайший позор, – Господи, дай мне силу вынести его!
Пришедшие на поклонение проголодались,
– Поторапливайся, старче! Кончай побыстрее!
Все разразились хохотом.
– Господи, Господи, – снова прошептал Сын Марии.
– Дай мне силу не уйти отсюда, прежде чем наступит мой черед!
Старик с надушенной бородой повернулся к нему и участливо спросил:
– Эй, парень, ты еще не проголодался? Не хочешь ли промочить горло? Подсаживайся к нам, перекуси! Подкрепись!
– Подкрепись, бедняга, – сказал со смехом и верзила в зеленом тюрбане, – А то как наступит твой черед и ты войдешь туда, как бы нам, мужчинам, не пришлось тогда стыдиться за тебя!
Но Сын Марии только густо покраснел, опустил голову и молчал.
– И этот тоже видит сны, – сказал старик, вытряхивая из бороды крошки и остатки крабов. – Клянусь святым Вельзевулом, вот увидите: сейчас и этот встанет и уйдет!
Сын Марии вздрогнул и огляделся вокруг. А может быть, действительно прав был молодой индиец и все это – двор, гранатовое дерево, жаровня, куропатка, люди – все это только сон? Может быть, он все еще спит под кедром?
Он оглянулся, словно ища помощи, и увидел, что у входа, возле мужского кипариса, неподвижно стоит облаченная в полный стальной доспех его орлиноглавая спутница, и впервые при виде ее почувствовал облегчение и уверенность.
Старик вышел, тяжело дыша, и в комнату вошел верзила в зеленом тюрбане. Через несколько часов подошла очередь юноши с золотыми браслетами на лодыжках. Затем наступил черед старика с янтарными четками. Сын Марин остался ожидать во дворе в полном одиночестве.
Солнце уже клонилось к закату. Два облака, плывшие по небу, остановились, нагруженные золотом. Редкий золотистый иней упал на деревья, на людские лица, на землю.
Старик с янтарными четками вышел, на мгновение задержался на пороге, вытер глаза, нос и губы, с которых капала слюна, и, ссутулившись, поплелся к выходу.
Сын Марии встал, обернулся к мужскому кипарису. Его спутница уже изготовилась идти следом за ним. Он хотел было заговорить с ней, попросить: «Подожди меня за дверью, я хочу остаться один, я не убегу», но знал, что слова его окажутся тщетными, и промолчал. Юноша затянул пояс, поднял глаза кверху, увидел небо, чуть помедлил, но тут из комнаты раздался раздраженный хриплый голос: «Есть ли там еще кто-нибудь?! Пусть войдет!» Это звала Магдалина. Юноша собрал все свои силы и направился на зов. Дверь была наполовину прикрыта, и он, содрогаясь, вошел внутрь.
Магдалина, совершенно нагая, вся в поту, с разметавшимися по подушке волосами цвета воронова крыла, лежала навзничь на постели, закинув руки за голову и повернувшись лицом к стене, и зевала. Она уже устала спозаранку
Сын Марии опустил глаза. Он остановился посреди комнаты, не в силах сдвинуться с места. Не поворачивая лица от стены, Магдалина неподвижно ждала, но так и не услышала ни сопения самца, ни шороха раздевающегося мужчины, ни прерывистого дыхания. Она испугалась, резко повернулась к нему лицом – и тут же закричала, схватила простыню и завернулась в нее.
– Это ты?! Ты?! – закричала она и закрыла ладонями губы и глаза.
– Мария, – ответил он. – Прости меня!
Хрипло, надрывно, словно раздирая все голосовые связки, раздался смех Магдалины.
– Мария, – снова сказал юноша. – Прости меня!
Тогда она вскочила на колени, плотно завернутая в простыню и подняла руку, зажатую в кулак.
– Ты за этим пришел ко мне, парень?! Для того ты затесался между моих любовников, чтобы посмеяться надо мной и заявиться ко мне в дом? Чтобы положить сюда, на мою жаркую постель, страшилище – своего Бога?! Ты опоздал, слишком опоздал, парень, и Бога твоего я не желаю – Он сжег мне сердце!
Магдалина говорила, стеная, а ее грудь яростно вздымалась и опускалась под простыней.
– Он сжег мне сердце… Сжег мне сердце… – снова простонала она, и две слезы скатились и повисли на ее длинных ресницах.
– Не кощунствуй, Мария. Это я виноват, а не Бог. Потому я и пришел просить прощения.
Но Магдалину прорвало:
– У твоего Бога такая же морда, как у тебя! Вы для меня одно и то же, и разницы между вами я не вижу. Если как-нибудь ночью мне случается думать о Нем – да будут прокляты эти часы! – Он является во тьме не иначе, как с твоим лицом, а если случается ненароком столкнуться с тобой, я вижу, как Бог бросается на меня!
Ее кулак взвился в воздух.
– Оставь Бога! – крикнула Магдалина. – Ступай прочь! Одно только убежище, одно только утешение осталось у меня – грязь! Одна только и есть у меня синагога, где я могу помолиться и очиститься, – грязь!
– Мария, выслушай меня, позволь мне сказать. Не мучь себя. Для того я и пришел, сестра, чтобы вытащить тебя из грязи. Много за мной грехов, потому я и иду в пустыню искупить их. Много за мной грехов, но самый тяжкий из них – твои несчастья, Мария.
Магдалина в бешенстве выставила острые ногти навстречу нежданному гостю, словно желая разодрать ему щеки.
– Какие еще несчастья?! – взвизгнула она. – Мне хорошо, лучше некуда, и нет ни малейшей нужды в сострадании твоей святости! Я борюсь одна, совершенно одна, и не жду помощи ни от людей, ни от демонов, ни от богов. Я борюсь за избавление и добьюсь избавления!
– Избавления от чего? От кого?
– Во всяком случае, не от грязи. Да будет она благословенна! На нее – все мои надежды! Грязь для меня – путь к спасению.
– Грязь?
– Да, грязь! Позор, зловоние, эта постель, вот это мое тело, искусанное, изгаженное всей слюной, всем потом, всеми нечистотами, которые только есть в мире! Не смотри на меня так, глазами возжелавшего агнца! Не смей приближаться ко мне, трус! Я не желаю тебя, ты мне отвратителен! Не подходи ко мне! Чтобы забыть одного-единственного мужчину, чтобы избавиться от него, я отдаюсь всем мужчинам!