Последнее искушение. Эпилог

Малков Семен

Казаков молча поднялся, зная: сейчас спорить с Петром бесполезно. «Ну и благородная у него натура! — с уважением к другу подумал он. — Редкостное великодушие! Но оно его подведет», — остался он при своем мнении, а вслух сказал:

— Не беспокойся, Петя! Сделаю так, как приказал, и завтра же буду в Одессе. Но ты еще хорошенько над этим подумай, — не удержавшись добавил, бросив на него дружеский взгляд поверх очков, — и все взвесь!

* * *

В КПЗ — камере предварительного

заключения местного отдела милиции было душно и царил полумрак — маленькое зарешеченное оконце выходило во внутренний дворик тюрьмы и плохо освещало помещение. Дмитрий Голенко, сидевший на нарах рядом с бритоголовым крепышом, все тело которого было покрыто похабными татуировками, взглянул на краешек голубого неба, видневшегося в оконце, и мечтательно произнес:

— Ну и заживу, когда выйду на волю!

— С чего это вдруг у тебя будет такая житуха, Голец? — недоверчиво бросил бритоголовый. — Думаешь, снова возьмут на какую-нибудь посудину? Не надоело по свету шататься? И что хорошего в жизни моряка?

— А я и не думаю об этом. Отплавался! — с уверенной наглостью похвастался Дмитрий. — Буду жить в столице и не ханку дешевую жрать, а как в кино — виски да шампанское!

Бритоголовый скептически усмехнулся, но в вопросе, который задал, была откровенная зависть:

— И откуда же на тебя свалится такая благодать? Наследство там тебя ждет?

— Считай, что так, — хитро прищурился Дмитрий. — Но само оно на меня не свалится, его мне еще добыть предстоит.

— Больно ты много туману нагнал. Может, объяснишь?

— Ладно, слушай, — Дмитрий благодушно откинулся на спину и приоткрыл ему то, о чем мечтал. — Мой дружок в Москве берет меня к себе. Он высоко взлетел и богат, как Рокфеллер. Вот и я скоро буду плевать на всех свысока!

— Ишь, губу раскатал! Думаешь, он с тобой поделится? И сначала тебе надо из тюряги выбраться, — насмешливо бросил сокамерник.

Дмитрий выпрямился и посмотрел на него с видом превосходства.

— За этим дело не встанет. Мой дружок уже прислал человека, который отмажет меня у продажных ментов — я же сказал: у него бабок немерено. Ими он, конечно, со мной делиться не будет, но я свое получу!

— Это как же? — недоуменно поднял брови бритоголовый.

— А отберу у него все до копейки! — рассмеялся Дмитрий, и было не понять: всерьез он это сказал или шутит. — По миру пущу, и он у меня будет милостыню просить.

Однако бритоголовый принял это за чистую монету.

— Ничего, Голец, у тебя не выйдет! Что ты против него? Эти столичные денежные тузы — те еще хитрованы. Снова окажешься на нарах!

— Все получится! — Дмитрий не сомневался в успехе. — Один не сумел бы, но за мной Резаный! Это он все придумал. Будь уверен — мы добьемся своего!

— Не сомневался в этом и бритоголовый — согласно кивнул.

— Да уж, раз с тобой он, вы обчистите московского фраера, как бы тот ни был ловок и хитер.

* * *

Виктор

Казаков вошел в свой гостиничный номер и устало опустил на стул кожаный дипломат. День он провел очень успешно и добился, чего хотел, но проведенные переговоры с коррумпированными чиновниками отягощали его совесть. Хотя исполнительному директору концерна и приходилось частенько решать деловые вопросы в обход закона, привыкнуть к этому он не мог. Быстро раздевшись, Виктор прошел в ванную и лишь после того как принял холодный душ, как бы смыв с себя прилипшую грязь, позвонил Петру в офис «Алтайского самородка». Было уже около семи вечера,но своего шефа он застал на месте.

— Ну вот, кажись, я все здесь уладил, хотя осталось ощущение, будто в г... вымазался, — доложил ему с брезгливой гримасой. — Само собой, обойдется это нам в кругленькую сумму — такова цена того, чтобы свидетельские показания против Голенко заменили, и его можно было освободить.

— А в чем его обвиняют? — деловито спросил Петр.

— В предумышленном покушении на убийство. И наверняка посадят — даже, если удастся доказать, что был в состоянии аффекта.

— Тогда как же его освободят? — удивился Петр. — Разве они смогут замять такое дело?

По лицу Казакова проскользнула ироническая усмешка.

— Дело, конечно, замять нельзя, но сделают хитрее: следствие получит новые показания свидетелей — в пользу Дмитрия.

— Теперь понял. Трудное это дело и стоит денег, — заключил Петр. — Ты уверен, что они с ним справятся?

— Уверен, так как я им в этом помогу. Возьму на себя самое трудное.

Он перевел дыхание и объяснил:

— Главные свидетели, кто может спасти Дмитрия — это девушки. Одна из них его сожительница, а другая — партнерша пострадавшего, из-за которой и вышла драка.

— Так что, милицейские не могут взять с них нужные показания? — с досадой перебил его Петр. — За что тогда с нас деньги лупят?

— С девицы, из-за которой подрались, возьмут — и с других тоже. Все покажут, что твой бузотер ранил ее кавалера случайно, и тот во всем сам виноват. А вот с подругой Дмитрия, боюсь, у них ничего не выйдет.

— Это почему же? — возразил Петр. — В милиции это делать умеют.

На лбу Казакова собрались морщины.

— Ну как тебе покороче объяснить? В общем, Дмитрий там ее очень сильно оскорбил, и она не желает его выгораживать. Девка такая, что угрозами ее тоже не возьмешь. Тут может коса найти на камень.

— А ты что сделаешь, если они не берутся? Влюбишь в себя? — с иронией поинтересовался Петр. — Думаю, опытный следователь скорее ее уговорит.

— Нет, Петя, только я могу это сделать и самым простым путем: предложу деньги. Она небогата, одна растит дочку — и это решит дело, — убежденно ответил Казаков и добавил: — Если, конечно, сумею найти к ней подход.

Его доводы убедили Петра, и он удовлетворенно заключил:

— Что ж, Витя, действовал ты молодцом. Остается довести дело до конца.