Последнее лето - твое и мое
Шрифт:
В то утро Пол тоже появился у них, хотя и не в пижаме. На нем были ярко-желтые, колом стоящие брюки, едва не заставившие Алису рассмеяться. Но она сдержалась, с недоумением думая о том, что он больше не приходит к ним по утрам.
Он пришел к ним привычным путем — через черный ход. Если идти нормальным путем, то пришлось бы пройти по деревянному настилу, по меньшей мере, сто пятьдесят шагов, и еще больше для Алисы, но гораздо меньше для Пола. А вот песчаная тропинка среди зарослей тростника была длиной тридцать шагов самое большее, притом
— Ты уже позавтракал? — мимоходом спросила Алиса, излишне заботящаяся о мелочах.
— Нет, — у него был слегка виноватый вид. — Но это неважно. Необязательно меня кормить.
Она пододвинула к нему коробку рисовых хлопьев, а также миску и ложку. Он молча положил себе хлопьев, позабыв, казалось, нужные слова.
— Молока? — спросила она.
— Спасибо.
Подперев подбородок рукой, Алиса смотрела, как он ест. Обычно он не возражал, чтобы на него смотрели.
— А что у тебя с волосами? — спросила Райли, проходя из кухни в прачечную.
— Отросли, — ответил он, с удовольствием хрустя хлопьями.
— И так сильно?
— Угу, так сильно.
— Мои так не отрастают, — заметила Алиса.
— Потому что ты, вероятно, их моешь и расчесываешь.
— В общем, да.
— Ну вот.
— Они у тебя не так уж хорошо выглядят, — сказала Райли вполне обыденным тоном, держа под мышкой полотенце.
— Я знаю, — ответил Пол, нащупав пальцами один из свалявшихся комков. — Немного чешутся. Думаю, на лето постригусь. — Положив ложку, он взглянул на Алису. — У тебя все еще есть парикмахерские ножницы?
Она потрясла коробку с хлопьями, чтобы посмотреть, хватит ли еще на одну тарелку.
— Да. Хочешь их одолжить?
— А ты могла бы это сделать? — спросил он.
Она поставила коробку на стол.
— Ты хочешь сказать, могла бы я тебя постричь?
— Ага.
Иногда она стригла его, и Райли тоже. Время от времени стригла и других ребят. В качестве услуги вынимала из волос комки жевательной резинки и репьи. И не потому, что хорошо умела стричь, но потому только, что однажды дядя Пейтон подарил ей парикмахерский набор с хорошими ножницами. А иначе приходилось бы уезжать с острова.
Может ли она его постричь? А почему бы и нет?
— Что-нибудь простенькое, — сказал он.
— Сделай ему пышную шевелюру, — предложила Райли.
— Думаю, что смогу.
Он встал, выжидающе глядя на нее.
— Прямо сейчас? — спросила она.
Лучше было бы немного повременить, и тогда он об этом забудет.
— Да. Это ничего?
Она почти машинально поднялась вслед за ним по лестнице. У них была лишь одна ванная комната, и они с Райли подолгу препирались о том, чья очередь ее убирать. Пол сел на край ванны, как привык это делать.
Райли встала в дверном проеме с усмешкой на лице.
Ножницы лежали в шкафчике, все в том же пластиковом футляре. Алиса предпочла бы, чтобы они на нее не глазели. Ее смущала такая приверженность Пола к ее
— Ладно. Так… — начала она. — Просто, гм…
— Просто отстриги их.
Он стянул через голову футболку, что только усилило ее неловкость. Она заставила себя сосредоточиться на его голове. Теперь его лицо находилось на уровне ее груди, а обычно было наоборот. Он посмотрел на нее снизу вверх, и у нее возникло ощущение, будто она состоит из одних ноздрей.
— Не все, конечно…?
Она не смогла бы постричь его наголо.
— Смелее. Делай, как хочешь.
— Думаю, ты найдешь там какую-нибудь живность, — прокомментировала Райли.
Алиса кивнула. Не это ее беспокоило. Невозможно было вырасти вместе с Райли и быть ханжой.
Смешно подумать, о каких вещах они втроем только ни говорили. Часто их интересовали вполне конкретные вещи. Конкретные или метафизические, а иногда нечто среднее. Еще один пережиток, своего рода прерогатива ребенка. Они говорили о рыбе, и они говорили о Боге. Но по мере того как ребенок подрастал, его начинало занимать то, что посередине.
Прошлым вечером, когда по кровельной дранке барабанил дождь, они несколько часов проговорили, сидя на усыпанном песком полу в их гостиной. Они говорили о сильных штормах, смытых волной домах, о старой прогулочной дорожке, проходившей некогда по берегу океана и лежащей теперь глубоко под водой. Они говорили о неизменности своего острова, вопреки тому, что он постоянно менял очертания. Алиса испытывала облегчение от того, что родителей нет дома, что они втроем, как и прежде. Поэтому разговор их перескакивал с предмета на предмет, иногда заходя в тупик. Они могли позволить себе не обсуждать серьезные темы — например, то, чем каждый из них занимался за прошедшие три года.
Алиса подняла ножницы и несколько раз щелкнула ими в воздухе. Для начала она дотронулась рукой до теплой макушки Пола. Алиса чувствовала, как руку ей покалывает его щетина. К горлу подкатили рыдания. Как же она по нему скучала! Иногда человек до конца не осознает всю печаль оттого, что его забыли, пока не утешится тем, что его снова вспомнили.
— Ладно, начнем, — сказала она слабым голосом.
Захватив прядь его коричневых волос, она отстригла ее. Острые ножницы, встретившись с волосами, издали чудесный звук: мягкое многоголосое поскрипывание. Алиса припомнила, что ей всегда нравился этот звук.
Под слоем грязи волосы Пола, несмотря на плохое с ними обращение, были такими же хорошими, как в детстве. Каждая прядь, которую она отстригала у спутавшихся кончиков, симпатично завивалась и ровно ложилась на голове. В отличие от него самого, волосы Пола были более послушными и податливыми.
— Ну, что скажешь? — спросила она, обращаясь к Райли.
Райли дольше обычного стояла не шевелясь. Она взглянула на ворох спутанных волос на линолеуме.
— Ему придется прибраться.
Произнесла она это дружелюбно, похоже, с одобрением.