Последнее место, которое создал Бог
Шрифт:
Он так горячо благодарил Святую Деву за мое спасение, что даже перекрестился, но тут же указал мне на пункт контракта, где говорилось, что я получаю плату только при условии доставки "Веги" в Белем в целости и сохранности. Этого я как раз и ожидал и покинул его в состоянии почти коллапса, когда он тщетно старался справиться с тем, что осталось от его легких.
Ожидая меня на жаре, извозчик клевал носом, сдвинув на глаза соломенное сомбреро. Я прошел по краю пристани, чтобы посмотреть, что делается в гавани. У одного из причалов стоял речной пароход с гребным колесом сзади,
Капитан дремал в парусиновом шезлонге под сенью мостика. Он пробудился ровно на такое время, чтобы сказать мне, что уходит завтра в девять в Белем и что рейс занимает шесть дней. Если меня не устраивает подвесная койка на палубе вместе с его непоседливыми клиентами, я могу получить запасную койку в каюте помощника, и все это обойдется мне в сотню крузейро. Я заверил его, что буду здесь вовремя, и он снова с полнейшим равнодушием закрыл глаза и возвратился к своему более важному занятию.
У меня в бумажнике лежало чуть больше тысячи крузейро, то есть почти полторы сотни фунтов стерлингов, что означало, что я вправе позволить себе путешествие вниз по реке и кое-какие расходы, да еще у меня останется довольно денег, чтобы оплатить проезд от Белема до Англии на каком-нибудь грузовом судне или еще на чем-нибудь.
Я наконец собрался ехать домой. После двух с половиной лет, в течение которых Южная Америка показала мне себя с самой худшей стороны, я был на пути домой и чувствовал себя превосходно. Определенно, я переживал один из великих моментов моей биографии, и, когда направился обратно к извозчику, усталость как рукой сняло.
Я ожидал увидеть захудалый отель, но "Палас" оказался приятным сюрпризом. Разумеется, он знавал и лучшие дни, но в нем и сейчас угадывалось достоинство стиля барокко, трогательное уходящее очарование. Имя Хэннаха произвело магическое действие на сеньора Хука, пожилого седовласого мужчину в куртке, который сидел за конторкой и читал газету.
Он самолично провел меня наверх и пригласил в комнату с огороженным чугунной решеткой балконом и видом на реку. Начиная с массивной металлической кровати и кончая солидной мебелью из красного дерева комната являла собой прекрасный образец поздней викторианской эпохи. Все здесь сохранилось во времени, будто муха, застывшая в куске янтаря.
Индианка в шелковом платье принесла свежие простыни, а старик с известной гордостью показал мне рядом с моей комнатой ванную, которой я мог пользоваться один, правда, следовало позвонить слуге, чтобы получить горячую воду. Я поблагодарил его за любезность, но он красноречиво взмахнул рукой, показывая, что ему ничего не жаль для такого друга, как капитан Хэннах.
Раздеваясь, я думал об этом. Что бы там ни говорили, видно, Хэннаху очень нравилось жить в Манаусе, что само по себе интересно, поскольку он иностранец.
Мне так хотелось принять ванну, но, сидя на кровати, я вдруг почувствовал страшную усталость. Забрался под простыню и почти немедленно заснул.
Проснувшись, я увидел над собой, словно лепестки белого цветка, развевавшуюся от ветра из раскрытого окна противомоскитную сетку, а сквозь нее лицо, в размытом
Старик Хук моргал печальными влажными глазами.
— Капитан Хэннах приходил, сеньор. Он попросил меня разбудить вас в девять часов.
Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что происходит.
— Девять часов?
— Он просил вас встретиться с ним в "Лодочке", чтобы вместе пообедать. У меня внизу кеб, он ожидает вас и отвезет куда надо. Все устроено.
— Очень любезно с его стороны, — ответил я, но он, конечно, не уловил некоторого металла в моем голосе.
— Ваша ванна ждет вас, сеньор. Горячая вода уже приготовлена.
Он осторожно поставил лампу на стол, и дверь за ним мягко закрылась, противомоскитная сетка взметнулась вверх, словно мотылек, а потом снова упала.
Хэннах действительно обо всем позаботился. Я встал, чувствуя некоторое раздражение по поводу того, как развивались события, и прошлепал к раскрытому окну. Совершенно неожиданно мое настроение изменилось. Было так приятно после дневной жары ощущать прохладу и вдыхать напоеный ароматом цветов воздух. На реке светились огоньки. Издали доносились звуки музыки, и ее ритмы, пульсирующие в ночи, оказали на меня возбуждающее действие.
Когда я отвернулся от окна и посмотрел в комнату, то сделал еще одно открытие. Мою парусиновую сумку распаковали, старый полотняный костюм, выстиранный и отглаженный, висел на спинке стула, ожидая меня. Тут уж я ничего не мог поделать, давление оказалось слишком велико, и я сдался, отыскал полотенце и направился в ванную.
Хотя главный сезон дождей прошел, в верхнем бассейне Амазонки часто случались сильные ливни, особенно по ночам.
Я вышел из отеля, как раз когда разразился такой потоп, и в сопровождении старого Хука, который настоял на том, чтобы держать над моей головой старомодный черный зонт, поспешил вниз по ступеням крыльца к кебу, ожидавшему меня. Извозчик поднял кожаный верх, который почти полностью защищал меня от льющихся с неба потоков, и тут же тронулся в путь.
Дождь разогнал всех. На пути от отеля до места назначения нам попалось не более полудюжины пешеходов, и то лишь на улочках, что вели к реке.
Мы выехали на набережную там, где у причалов множество жилых лодок самого разного вида, здесь действительно постоянно обитало несчетное количество людей. Наконец мы остановились у длинного пирса.
— Вот сюда, сеньор.
Извозчик настоял на том, чтобы я накинул на плечи его старый плащ, и проводил меня на самый конец пирса, где над развешенными рыбацкими сетями на месте раскачивался фонарь.
В темноте я разглядел старое рыбацкое судно, изнутри лился тусклый свет, а над водой плыла музыка. Он наклонился и поднял тяжелую деревянную крышку трапа на пирсе, и в свете фонаря стали видны ступени ведущей вниз лестницы. Извозчик спустился по ней, и я без колебаний последовал за ним. Никакого подвоха не ожидал, но мой "уэбли" 38-го калибра, который я сжимал в кармане правой рукой, давал мне неплохую гарантию.
К судну вел дощатый настил, положенный на старые лодки, он угрожающе оседал под нашими шагами.