Последнее отступление
Шрифт:
— На западе под ударами чехов и русских войск Советы пали в доброй половине городов Сибири. Сейчас войска приближаются к Иркутску. На очищенной от большевизма территории создано временное сибирское правительство.
«Опять-таки временное, — подумал Федот Андроныч. — Когда же утвердится постоянное? Или до скончания веков будет такая катавасия?» Забывшись, Федот Андроныч недоверчиво хмыкнул, Доржитаров скосил на него узкие глаза.
— Власть большевиков у нас не продержится и месяца. С востока идет в наступление атаман Семенов, с юга, из степей Монголии — казачьи отряды. С запада, как я уже говорил, идут войска сибирского правительства. Аркан на шее Советов нашего края затягивается все туже. Но это не значит,
— Поднять восстание мы можем через несколько дней. К сожалению, у нас еще не все готово. Выступить мы должны в одно время. Поэтому я считаю, что уже сейчас нам нужно объединить наши силы под командованием одного человека.
Доржитаров прикрыл узкие глаза, задумался и стал похож на медного бурятского бурхана. [14] По его лицу никак нельзя было догадаться, о чем он думает.
— Вы со мной не согласны? — спросил Виктор Николаевич.
— Хорошо, я согласен. Но… — Доржитаров улыбнулся, словно извиняясь. — Действуя под вашим командованием, бурятский отряд должен быть самостоятельной единицей. Один язык, одна вера. Я уеду в приграничные улусы. Связь будете держать с этими почтенными господами. — Доржитаров показал на Еши и Цыдыпа.
14
Бурхан — бог (бурят.).
Еши лениво пошевелился. Цыдып, польщенный доверием, гордо выпрямился. Виктор Николаевич посмотрел на них, перевел взгляд на Доржитарова, и злая улыбка проползла по его губам. Федот Андроныч подумал: «Ишь ты, хитер, азиат. Должно, правду баил приказчик, что Доржитаров этот вместе с большевиками с радостью вышвырнул бы отсюда и всех русских».
Доржитаров, видно, понял, что о нем думают, перед отъездом постарался задобрить Федота Андроныча.
Подсел к нему, спросил сочувственно:
— Ты не болен? Выглядишь неважно…
— Заболеешь. Тут скоро с ума спятишь, не только что. Загубили мою торговлю распроклятые антихристы.
— Поезжай торговать в улусы. Все равно там никто не торгует.
— Не знаю, не знаю… — протянул Федот Андроныч и спросил у Еши: — Будут у вас покупать мои товары?
— А как же… Цыдып поможет продать.
— Ладно тогда, приеду к вам дня через два.
Виктор Николаевич не хотел его отпускать, но Федот Андроныч заупрямился. Расчищать дорогу старой власти — дело нужное, но еще нужно о себе подумать. Он не очень-то надеялся на успех торговли в улусах. Но когда лежат товары, не принося никаких барышей, будешь продавать кому угодно. Первый день торговли почти ничего не дал. У пастухов не было денег. Цыдып ему подсказал, что товары лучше обменивать на баранов и на продукты. Федот Андроныч послушался, и дела пошли неплохо. Каждый день он возвращался домой с бочонком масла и мешком сушеного творога. Проезжая мимо «купиративной» лавки, он презрительно сплевывал и незаметно складывал пальцы в кукиш.
Еши и Цыдып принимали в торговле живейшее участие. С верными людьми отправляли товары в окрестные улусы, на заимки и летние пастбища. Цыдып целую неделю торговал сам: разложив на бричке плитки зеленого китайского чая, куски ситца, шапки, разноцветные ленты, он скликал пастухов и начинал нахваливать товары. Пастухи толковались, щупали товары, чесали затылки.
— Берите, сородичи, берите. Скоро не будет ни душистого чая, ни блестящего, гладкого шелка, ни ярких, как цветы весны, лент в косы девушек, ни табаку для трубок. Большевики все товары забирают себе и отдают русским мужикам, а вам будут продавать обноски.
— Дорого,
— Хо! Сбавляй цену! Цена — ниже некуда. Надо было продавать дороже. Товары я привез к вашим юртам, за торговлю могу попасть в тюрьму. А вы говорите — дорого! Берите, пока продаю за эту цену. Скоро еще дороже стану брать, мне товар нелегко достается.
Пастухи и верили и не верили словам Цыдыпа, брали самое необходимое. А Цыдып, отпуская товары, говорил:
— Мне вы можете не верить. Пошлите кого-нибудь в Шоролгай. Пусть попробует купить что-нибудь в большевистской лавке, если нет пая. Пай — это бумажка, где написано, что человек отрекается от родных, от жены и детей и отдает свое тело большевикам. На том свете душа такого человека попадет к Эрлен-хану и уже никогда больше не вернется на землю в облике человека.
Пастухи кряхтели, охали и разбирали товары.
По пыльной улице промчался всадник, изгибаясь в седле с той особенной ловкостью, которой отличаются наездники-степняки. Распугав кур, он подлетел к дому, где размещался Совет, на ходу соскочил с седла и, торопливо захлестнув поводья на перекладине коновязи, легко взбежал на ступеньки крыльца.
В Совете сидели трое: Клим Перепелка, Тимоха Носков и Павел Сидорович. Клим, размахивая руками, что-то говорил, но как только открылась дверь, он замолчал, оборвав себя на полуслове, резко обернулся.
— Проходи, Базар, давненько у нас не был, — сказал Павел Сидорович.
Но Базар вперед не прошел, широко расставив ноги и заложив руки за спину, остался стоять у порога.
— Я приехал ругаться! — объявил он.
— С кем, Базар? — Павел Сидорович был озадачен.
— Со всеми! — сверкнул глазами Базар. — Зачем ород [15] мужик наш бедный пастух обижает? Федотка худой купец, жадный купец — русским не нужен такой купец. Возьми его бурят! Ты, Клим, ты, багша, [16] зачем так делал? Ты зачем так придумал? — Базар все больше горячился, перемешивал русские слова с бурятскими.
15
Ород — русский (бурят.).
16
Багша — учитель (бурят.).
— Ты веришь, что большевики хотят обидеть бурят? — спросил Павел Сидорович.
— Нет, — не задумываясь ответил Базар. — Я не верю, отец, не верит. Но Цыдыпка болтает длинным языком без умолку. А если у человека под ухом все время будет звенеть даже маленький колокольчик, он может оглохнуть.
— Пусть в нашей лавке покупают, — сказал Тимоха.
— Там нельзя, — вслух подумал Павел Сидорович. — Мужики этого могут не одобрить: товар куплен на их паевые деньги.
— Занозистое дело, — почесал переносицу Клим. — Продавать нам нельзя, потому как — купиратив. Федотке то и надо…
— И ничего не занозистое, — сказал Тимоха. — Пущай вкладывают пай, и весь разговор.
— Пай — это что? — спросил Базар.
— Вклад, другими словами. Непонятно? — Павел Сидорович помолчал, подыскивая слова. — У купца денег много, он покупает товар в городе и продает тут. Купит, скажем, пачку табаку за рубль, продаст за полтора. Понятно? Ты бы и не купил за такую цену, да куда денешься, не погонишь в город за пачкой табаку или плиткой чая. А если все мы сложимся, соберем по пять рублей, например, пошлем в город человека, он купит что нужно. Пять рублей и есть пай. Купим товару на пай — продадим, снова есть деньги, снова купим.