Последнее письмо поэта
Шрифт:
– Своими силами обойдусь. А Петра вообще пока в известность ставить не стану. Без ведома руководства, рискуя лампасами. Почему? Сейчас поймешь, если еще не догадался. Есть у меня пара должников подходящего масштаба. Не тузы, конечно. Но и не фоски. Как раз необходимый уровень. И есть средства заставить их сделать то, что мне нужно. Хорошие такие средства.
Тут Гуров очень недобро улыбнулся.
Вот теперь замысел Гурова, по крайней мере его часть, становился понятен Станиславу. Любой оперативник имеет в криминальной среде «своих людей», в некотором роде
На крючок и короткий поводок к сыскарям такие типы попадают опять же по-разному. Кого-то можно купить, не обязательно деньгами, а, скажем, переквалификацией статьи обвинения на более легкую. Кого-то – запугать. Словом, способов, которыми «тихушников» берут в оборот и склоняют к вынужденному сотрудничеству, существует великое множество. Есть неписаный, но строжайший закон: ни об этих способах, ни о личностях самих своих креатур, ни о каналах связи с ними сыщик не говорит никому. Ни лучшему другу, ни начальнику, ни министру внутренних дел. Их стараются беречь, используют очень осторожно. Потому что как только в преступной среде становится известно, что некто – ментовский «песик»… Под асфальт закатывают гарантированно, никакие ранги не спасают.
Некоторые чистоплюи, живого преступника в глаза не видавшие, считают подобную практику морально порочной. Так на то они и чистоплюи. Практические же работники на многое вынуждены смотреть по-иному, чем прекраснодушные блюстители незапятнанной чистоты одежд. Давно уже ушла в прошлое «борьба с преступностью». Сейчас идет настоящая война, которая от борьбы отличается тем, что правил в ней нет. К великому сожалению, никак нельзя сказать, что мы войну выигрываем.
– Для милого дружка, хоть сережку из ушка, – мрачновато усмехнулся Гуров. – И займусь я этим немедленно, в ближайшие часы.
Станислав достал сигарету, закурил. На несколько минут воцарилась полная тишина, лишь усилившийся январский ветер швырял сухие снежинки, царапался в оконное стекло бездомной замерзшей кошкой.
– Допустим, сработает, – задумчиво проговорил Крячко. – Хоть шансы я оцениваю не слишком высоко. Допустим, они нагрянут к Хаданской, дабы вытрясти из Маргариты вторую половинку письма. Или возможное место, где данная половинка находится. Что дальше?
– Неужели не ясно? Пошевели мозгами, Станислав Васильевич!
– Кажется, догадываюсь. Ох, и авантюрист же ты, Лев Иванович! Поэтому и генерала в известность ставить не хочешь. Петр может санкции не дать.
– Правильно догадываешься. Здесь бандюков поджидаем мы с тобой. Происходит долгожданная встреча. Мило беседуем. Не стесняясь в средствах. И наступает момент истины.
– Классическая засада с силовым контактом и экстренным потрошением, – тихо, словно бы самому себе, сказал Станислав. – Без особой оглядки на УПК и должностные инструкции. Да, это типично
– Кто ж ее спросит?! – не на шутку удивился Гуров. – С какой стати разъяснять Маргарите Олеговне наши планы? Для Хаданской мы попросту ангелы-хранители, оберегающие ее драгоценную персону. От злых, нехороших парней. Что, замечу, полностью соответствует истине, вот в чем юмор! Мы лишь немного ускорим неизбежные события, но ей об этом знать необязательно. Да она нам по гроб жизни признательна будет, еще и перед подружками потом хвастать станет, как ее два милицейских полковника охраняли да берегли. Словом, Маргариту Олеговну я беру на себя. Даром, что ли, я ее запугивал до трясучки?
Станислав не выдержал, рассмеялся. Действительно, обработать такую дуру, как Хаданская, тем более отчаянно трусившую, для Льва Гурова труда не составит. Да ведь и врать не придется, лишь недоговорить кое-что. Затем Крячко резко посерьезнел.
– А ты не боишься начисто спалить своего «тихушника»? – озабоченно спросил он. – Тут ведь не информация, тут провокация натуральная. Не представляю, как ты заставишь его на такое пойти, но если братва дознается, то «внедренке» твоей каюк!
Станислав нахмурился и умолк.
– Где здесь провокация? Адрес-то он сообщит самый настоящий, а уж соваться по нему или нет – не его забота, пусть сами бандюки решают, в том-то и хитрость. Но они непременно сунутся, жадность заставит. Бегом прибегут, и ждать долго не придется, вот увидишь, – ехидно возразил «другу и соратнику» Лев, затем добавил довольно жестким тоном: – Это во-первых. А во-вторых, со своими «внедренками» я уж как-нибудь сам разберусь! Ты лучше скажи: оружие при тебе?
– С какой бы стати? Я же на встречу с помирающим Осинцевым собирался, а о твоих наполеоновских планах догадываться не мог. И про то, что у Маргариты что-то ценное от Арзамасцева осталось, даже не подозревал. А ты при стволе?
– Тоже нет. Поскольку план наполеоновский у меня только что родился. Тебе спасибо за контактный телефон. Точнее, Осинцеву. Иначе ничего не родилось бы. Поэтому ты остаешься здесь, развлекаешь хозяйку. В чем-то даже очаровываешь и околдовываешь. На контрасте со мной, злым и черствым. А я в управление за стволами. Оттуда же свяжусь со своим «крестником». Только поговорю сейчас с Маргаритой Олеговной, растолкую ей, что к чему. Чтобы тебя, сиротинушку, не обижала. И морально подготовилась к визиту нехороших парней.
– Постой, к чему такая спешка? – возмутился Станислав. – Я голодный, между прочим. Польскую курицу мы с тобой когда еще умяли! С тех пор ни крошки. Кишка кишке колотит по башке!
– К тому, что поверь моему чутью: все случится очень быстро. Как только мой «песик» прогавкает нашу информацию, события понесутся вскачь. Заглотят крючок, никуда не денутся. А накормить, тебя Хаданская накормит. Попросишь, так и напоит.
– Может, еще и спать уложит? – едко поинтересовался Крячко. – Себе под тепленький бочок?