Последнее правило
Шрифт:
Позже, когда я оказываюсь в необычной ситуации, я роюсь в своих карточках киношных сцен и мимики актеров и тут же знаю, как правильно себя повести.
Между прочим, в кино я никогда не плачу.
Однажды я рассказал Джесс все, что знал о собаках.
1. Они произошли от небольших млекопитающих, названных миацидами, — примитивных хищников, живших на деревьях 40 миллионов лет назад.
2. Их впервые одомашнили пещерные люди эпохи палеолита.
3. Собаки всех пород имеют 321 кость и 42 постоянных зуба.
4. Все далматинцы появляются на
5. Собаки сворачиваются клубком, прежде чем лечь, потому что, будучи еще дикими, они таким образом приминали длинную траву, устраивая на ней ложе.
6. Около одного миллиона собак стали главными наследниками в завещаниях своих хозяев.
7. Собаки потеют через подушечки на лапах.
8. Ученые обнаружили, что собаки могут учуять детей-аутистов.
«Ты все придумал», — сказала она.
«Нет. Это правда».
«Тогда почему у тебя нет собаки?»
На этот вопрос существовало множество ответов. Я на самом деле не знал, с какого начать. Во-первых, моя мама сказала, что человек, который забывает дважды в день чистить зубы, не обладает достаточной силой духа, чтобы ухаживать за другим живым существом. Во-вторых, у моего брата аллергия на всех, у кого растет шерсть. Именно поэтому собаки, которые стали моей страстью после динозавров и до того, как я увлекся криминалистикой, впали в немилость.
Правда в том, что по-настоящему я никогда и не хотел иметь собаку. Собаки похожи на детей в школе, которых я терпеть не могу: тех, что ошиваются повсюду, а потом уходят, когда понимают, что не получат желаемого от разговора. Они ходят стаями. Они ластятся к тебе, и ты думаешь, что ты им нравишься. Но вся причина в том, что твои пальцы все еще пахнут бутербродом с индейкой.
С другой стороны, я считаю, что у кошек синдром Аспергера.
Как и я, они очень умные.
И, как и я, временами они хотят, чтобы их оставили в покое.
РИЧ
Я оставляю Марка Макгуайра на несколько минут покопаться в собственной совести, беру в комнате отдыха чашечку кофе и проверяю голосовую почту. У меня три сообщения. Первое от моей бывшей жены, которая напоминает о том, что завтра у Саши в школе День открытых дверей — мероприятие, которое, судя по развивающимся событиям, я опять буду вынужден пропустить. Второе от моего стоматолога, он подтвердил предварительную договоренность. А третье от Эммы Хант.
— Эмма, — перезваниваю я ей. — Чем могу помочь?
— Я… я видела, что вы нашли Джесс. — У нее сиплый, полный слез голос.
— Да, мне очень жаль. Я знаю, вы были близко знакомы.
На другом конце провода раздаются рыдания.
— У вас все в порядке? — спрашиваю я. — Может быть, позвонить врачу?
— Она была завернута в стеганое одеяло. — Эмму душат слезы.
Иногда, если занимаешься такой работой, как у меня, после того, как дело закрыто, легко забываешь, что остаются люди, которые до конца жизни будут переживать последствия драмы. О жертве запомнится одна крохотная деталь: валяющаяся посреди дороги туфля, сжимающая Библию рука или, как в данном случае, с одной стороны, убийство, с другой — заботливо укутанное в одеяло тело. Но здесь я уже не в силах помочь Джесс Огилви,
— Это одеяло, — всхлипывает Эмма, — принадлежит моему сыну.
Моя рука, размешивающая кофе со сливками, замирает.
— Джейкобу?
— Я не знаю… не понимаю, что все это значит…
— Эмма, послушайте… Возможно, это ничего еще не значит. Возможно, у Джейкоба найдется объяснение.
— Что мне делать? — плачет она.
— Ничего, — говорю я. — Позвольте уж мне. Можете привезти его в участок?
— Сейчас он в школе…
— Тогда после занятий, — говорю я. — И вот еще что, Эмма. Успокойтесь. Мы во всем разберемся.
Я, как только нажимаю отбой, беру чашку с кофе и выплескиваю его в раковину — настолько я сбит с толку. Джейкоб Хант признался в том, что заходил в дом. У него обнаружен рюкзак с вещами Джесс Огилви. Он последний, кто видел ее живой.
Возможно, Джейкоб и страдает синдромом Аспергера, но это не мешает ему быть убийцей.
Я вспоминаю о том, как Марк Макгуайр яростно утверждает, что не бил свою подружку, о его неповрежденных руках, о его слезах. Потом мои мысли обращаются к Джейкобу Ханту, который убрал дом Джесс, выглядевший так, будто подвергся налету вандалов. Неужели он умолчал о существенной детали: что именно он и разгромил весь дом?
С одной стороны, у меня есть убитый горем болван жених. И следы его ботинок у изрезанной противомоскитной сетки.
С другой стороны, есть парень, который увлекается криминалистическим анализом. Парень, который не любит Марка Макгуайра. Парень, который знает, как совершить убийство и повернуть улики против Марка Макгуайра, а потом попытаться скрыть свои следы.
У меня есть парень, который в прошлом ошивался на месте совершения преступлений.
Есть убийство и одеяло, которое связывает это убийство с Джейкобом Хантом.
Граница между наблюдателем и участником едва различима. Ее можно нарушить, не успев понять, что перешагнул черту.
ЭММА
По дороге из школы домой я так вцепилась в руль, что руки задрожали. Я постоянно смотрю в зеркало заднего вида на Джейкоба. С утра он ничуть не изменился — та же вылинявшая зеленая футболка, ремень безопасности аккуратно перекинут через грудь и пристегнут, темные волосы падают на глаза. Он не кипятится, не замыкается в себе, никаким иным образом не дает понять, что его что-то гнетет. Значит ли это, что он не причастен к смерти Джесс? Или причастен? Просто это не трогает его так, как тронуло бы другого?
Тео рассказывает о математике — он единственный в классе решил задачу. Я не понимаю ни слова из того, что он говорит.
— Нам с Джейкобом нужно заглянуть в полицейский участок, — говорю я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — Поэтому, Тео, мы сперва завезем тебя домой.
— Зачем? — спрашивает Джейкоб. — Он получил результаты экспертизы рюкзака?
— Он не сказал.
Тео смотрит на меня.
— Мама? Что-то не так?
На мгновение мне хочется рассмеяться: один сын совершенно меня не понимает, второй же видит меня насквозь. Я молча останавливаю машину у нашего почтового ящика.