Последнее правило
Шрифт:
Как будто щелкнул переключатель — безумный торнадо тут же обернулся любознательным ребенком. Джейкоб делает шаг вперед.
— Тут цифровая память, если не ошибаюсь?
— Не ошибаешься. — Я набираю имя. — Как тебя зовут? Джейкоб…
— Б. Хант.
— Дата рождения?
— Двадцать первое декабря одна тысяча девятьсот девяносто первого года, — отвечает он.
— Ты случайно не знаешь номер карточки социального страхования?
Он без запинки громко диктует ряд цифр, глядя поверх моего плеча на следующее поле.
— Вес:
Я достаю бутыль с лосьоном «Корн Хаскерз», который мы используем для увлажнения подушечек пальцев, чтобы запечатлеть все изгибы линий на коже, и понимаю, что у Джейкоба до сих пор руки за спиной и в наручниках.
— Хочу показать тебе, как работает этот аппарат, — медленно говорю я, — но не могу этого сделать, потому что на тебе наручники.
— Правильно, я понимаю, — говорит Джейкоб и продолжает таращиться на экран сканера.
Думаю, если бы я сказал ему, что придется пожертвовать рукой или ногой ради того, чтобы увидеть, как работает этот аппарат, он бы с радостью согласился. Я снимаю с него наручники и обрабатываю подушечки пальцев лосьоном, потом беру его правую руку в свою.
— Сперва сделаем оттиски больших пальцев, — говорю я, надавливая попеременно пальцами Джейкоба на экран. — Потом остальные.
Остальные пальцы каждой руки одновременно прижимаются к стеклянной поверхности сканера.
— Как только отпечатки загрузятся в компьютер, их можно будет сравнивать. Покрути из стороны в сторону, большие пальцы внутрь, остальные наружу, — продолжаю я, проделывая это с одним пальцем, потом с остальными.
Когда аппарат признает один из прокатанных пальцев непригодным для идентификации, брови Джейкоба взлетают вверх.
— Удивительно! — восклицает он. — Она не воспринимает некачественные отпечатки?
— Нет. Машина дает знать: я слишком быстро убрал палец или отпечаток получается слишком темным. Значит, нужно отсканировать отпечатки заново.
Я заканчиваю с пальцами и прижимаю к стеклу всю ладонь — подобные отпечатки мы чаще всего находим на стеклах, если преступник заглядывал в окна. Наконец я сканирую «писательскую ладонь» — изогнутую руку, вдоль мизинца до запястья. К тому времени, когда я перехожу к левой руке Джейкоба, он уже практически все делает сам.
— Все предельно просто, — говорю я, когда изображения отпечатков выстраиваются на экране.
— И прямо отсюда можно переслать их в автоматическую систему распознавания отпечатков пальцев? — интересуется Джейкоб.
— Хотелось бы.
Иметь под рукой цифровой сканер, соединенный с АСРОП — настоящая мечта. Я уже не юнец и помню, что раньше все было куда сложнее, чем теперь. Отпечатки посылали в центральное хранилище штата, где они снабжались документами и отсылались в ФБР. Я, после того как запру Джейкоба в камере, вернусь сюда и посмотрю, не привлекался ли он ранее. Я не надеюсь
Принтер выплевывает карточку с отпечатками, которую я прикреплю к делу Джейкоба вместе с его фотографиями. Вверху значатся все личные данные Джейкоба. Ниже десять маленьких квадратиков, в каждом отпечаток. Под ними, словно армия солдатиков, выстроились десять цифр.
В это мгновение я обращаю внимание на лицо Джейкоба. Глаза у него блестят, на губах улыбка. Его арестовали за убийство, а он на седьмом небе от счастья, потому что удалось собственными глазами увидеть цифровой сканер.
Я нажимаю кнопку, выезжает вторая карточка.
— Держи, — протягиваю ее ему.
Он начинает раскачиваться на носочках.
— Вы имеете в виду… что мне можно это взять?
— А почему нет, черт побери?! — отвечаю я.
Пока он пребывает в эйфории от распечатки, я хватаю его за локоть и веду в камеру. На этот раз он не взрывается от моего прикосновения. Даже не замечает.
Однажды меня вызвали на самоубийство. Парень перебрал снотворного, когда его сестра попросила посидеть с ее десятилетними сыновьями-близнецами. Настоящие чудовища! Когда они не смогли разбудить своего дядю, то решили над ним поиздеваться. Намазали лицо взбитыми сливками, водрузили на нос вишенку — это первое, что бросилось мне в глаза, когда я взглянул на тело, распростертое на диване в гостиной.
Эти мальчики так и не поняли, что их дядя умер.
Когда-нибудь им, конечно же, скажут. И, несмотря на то что мне там делать было нечего, я много думал об этих близнецах. Просто понимаешь: когда они узнают, то уже никогда не будут прежними. Я, похоже, был последним, кто видел этих мальчишек, когда они были просто детьми, когда смерть меньше всего занимала их умы.
Сегодня вечером это не давало мне покоя. Не мертвые, чьи тела я повидал, а живые, которые преследуют наяву.
Когда я запер Джейкоба в камере, он даже не отреагировал — и это напугало меня больше его недавнего приступа.
— Я приду за тобой, — обещаю я, — нужно закончить с бумагами, а потом мы пойдем в суд. Договорились?
Он молчит. В правой руке сжимает карточку с отпечатками пальцев. Левой бьет по ноге.
— Может, присядешь? — предлагаю я.
Вместо того чтобы сесть на койку, Джейкоб тут же усаживается на бетонный пол.
У нас в камерах установлены видеокамеры, поэтому преступники находятся под постоянным наблюдением. Мне нужно было заканчивать с бумажной волокитой, которой нет конца и края, но вместо этого я иду в дежурку и вглядываюсь в монитор. Десять минут Джейкоб Хант не шевелится, если не считать размахивания рукой. Потом очень медленно отодвигается назад, пока не упирается спиной в стену, вжимается в угол камеры. Его губы шевелятся.