Последнее предсказание Тауки
Шрифт:
– Мне хотелось сделать тебе приятное, - он отвел глаза и принялся резать на своей тарелке мясо. Или даже, скорее, пилить его. – Тебя это пугает?
– Нет… нет. Просто… не знаю, как лучше сказать.
Я собралась с силами и это было непросто.
– Я ведь обычная девушка, Томирис. Во мне нет ничего оригинального или… ничего такого, из-за чего мужчины сходят с ума. Ни умопомрачительной красоты, ни тонкого ума. Ты меня плохо знаешь и возможно, если узнаешь лучше, то…
Теперь мне под руки попалась салфетка. Он так красив в этой строгой одежде. У него такие яркие глаза… горячие. И что на самом деле его может заинтересовать в такой девчонке, как я?
Он
– Ты моя караса, Инжу. Моя нареченная. Я тебя люблю.
– Что-о-о?
Вот это было неожиданно. Я слышала, конечно, про предсказание Тауки и про то, что они всегда сбываются – весь день слуги на заднем фоне талдычили, а подруг эти история просто очаровала. И он забрал меня из родительского дома, увел так уверенно, будто ни секунды не сомневался, что поступает правильно.
– Ты меня не знаешь, - пролепетала я.
– Я тебя знаю, - он подцепил вилкой очередной кусок мяса, но даже жующий, казался очень веселым. – Я за тобой с рождения наблюдаю. Ты смелая и решительная, и не любишь следовать традициям, которые кажутся тебе глупыми. Ты немного вспыльчивая и добрая. Не обманываешь, не грубишь, не издеваешься над слабыми. Я знаю, что в тринадцать лет ты собиралась бежать из дома с подругой и жить в лесной сторожке, в пятнадцать целый месяц пыталась учиться играть на гитаре, а в выпускных оценках получила «неудовлетворительно» по литературе из-за личного конфликта с учительницей.
У-ух ты…
Что тут еще скажешь?
– Так что не волнуйся, мое отношение к тебе не изменится. Теперь нам осталось сделать так, чтобы и ты меня узнала. Правду, а не те слухи, которыми тебя пичкали на протяжении жизни. Твои родители почему-то не хотели поверить Тауке и пытались настроить тебя против нашего союза. Они даже позволили тебе верить, что идея с поясом была моей. Очень жаль, что пришлось настаивать, я бы предпочел договориться. Впрочем, теперь мы вместе. Так что давай, спрашивай. Что тебя интересует? Что беспокоит?
Надо же, как полегчало. Даже не думала, что настолько боюсь его разочаровать. М-мм, а овощи притушены как раз так, как нужно – совсем немного хрустят, но уже мягкие. Идеально.
Вместе со вкусом цветной капусты во рту расцвело понимание еще одного момента. Я даже чуть не подавилась!
– Так это ты мне подарил… розовый шар?
Это точно он мне его подарил! Дело в том, что в моей памяти не сохранилась личность дарителя, но совершенно определенно это были не родители.
– Я купил его, когда твоя мать впервые показала тебя. Летом. Я вернулся в город, чтобы присутствовать на голосовании по новому проекту о минимальной заработной плате для низшего класса и когда возвращался после заседания, проезжал ваш дом. Я помню, что очень устал тогда, но не смог проехать мимо. Будто стена на пути возникла. Я остановился, вышел из машины и позвонил в вашу дверь. Меня провели прямо в детскую. Ты играла в кубики, на тебе было розовое платье с огромной юбкой, потому что ты обожала розовый цвет.
Простительно, в два года-то.
– Я не знал, что и думать. Когда я смотрел на тебя, я видел ребенка и мне хотелось своих детей, таких же. Но при этом твое лицо иногда перекрывалось видением другого… взрослого, твоего нынешнего. И тогда я думал только о том, что придется долго ждать. Такое смешанное, раздражающее ощущение – будто ты явился в гости раньше времени и тебе еще долго предстоит торчать, скучая, в приемной. В тот день из твоего дома я направился прямо в детский магазин. Впервые в жизни. И ходил там между рядами кроваток, вешалок с крошечной одеждой и грудами игрушек и этот чужеродный мир пугал
– Дважды?
– Да.
Я машинально потянулась к шее. Из общей массы подаренного на моей памяти выбивалось еще только одно.
– Гарнитур с изумрудами, который я надевала на бал?
– Его создали, когда тебе исполнилось двенадцать. Я случайно нашел малоизвестного мастера-ювелира в глубинке. При этом его мастерство поражало – столичным мастерам стоило бы многому у него поучиться. Тогда я заказал ему гарнитур с камнями – первый настоящий подарок своей карасе.
В этот момент кто-то из слуг включил в глубине столовой еле слышную музыку. Томирис беззлобно усмехнулся, покачал головой и продолжил разделывать свой кусок мяса.
– А это слово... что оно значит?
– Караса?
– Да.
– Так у тандров принято называть любимую женщину, которую вспоминаешь даже на пороге смерти. Свое дыхание. Свою душу.
– А мужчину как называют? Для него же есть слово?
– Корас.
– Корас, - повторила я, прислушиваясь к трепещущим гортанным звукам. Красиво.
Мясо тоже нужно попробовать. И соус, обожаемый мною томатный соус…
Честно говоря, к разговору мы вернулись только когда поужинали и ждали чай.
– Расскажи мне про Тауку, - попросила я.
Томирис ненадолго задумался, обхватывая чайную чашку двумя пальцами. Он так осторожно сжимал фарфор, что в голове возникали ассоциации – пыльцы, но не поверх изображения крошечных роз, а на коже. На моей коже.
И это вводило меня в ступор.
– Она была странной женщиной. Основное ее пророчество – предсказанные пары. Она любила говорить, что все известные провидицы предсказывали войну, голод и смерть, а она никогда не останется в людской памяти, потому что предсказывает счастье.
– Ее знают.
– Да, - он согласно кивнул. – И я рад. Она была моей двоюродной бабкой.
– Правда? – я удивилась. Никогда не слышала о родственниках провидицы, почему-то подобная информация никого никогда не волнует.
– Да. Мои родители были первыми, кому Таука предсказала общее будущее, одну жизнь. Они настолько глубоко были погружены друг в друга…. Мне, как любому ребенку, казалось, что я для них не так важен, как они сами. Таука в чем-то заменила мне родителей. В конце своей жизни она очень… много лет не предсказывала, болела и все ждали, что в любой момент ее не станет. Она не боялась смерти, но обещала не умирать, оставив меня одного. Сначала я найду твою единственную, шутила она. В день свадьбы твоих родителей никто не ждал, что Таука сможет встать с постели, но она настояла на своем присутствии на балу. И умерла два дня спустя. Но сдержала свое обещание – я не один.
Боги, сколько времени я мечтала о чем-то подобном. А сейчас страшно делается от всего происходящего. От того, что он говорит, от того, как смотрит и от потаенного страха, что это все исчезнет так же легко, как пришло. Разве счастье не нужно заработать? Разве оно может просто взять и свалиться на голову?
– Попробуй эти соленые корзинки… Они не из твоего списка, но думаю, тебе понравятся, - продолжал болтать Томирис, как ни в чем не бывало, а его пальцы машинально ласкали фарфор медленными, задумчивыми движениями.