Последнее предупреждение
Шрифт:
Завершив начатое, критически оглядел собственную работу. Сойдет. Некоторое время Маша будет сохранять полную неподвижность. Даже тогда, когда придет в себя после ударной дозы клофелина.
Подняв женщину на руки – расслабленное тело оказалось намного тяжелее, чем это можно было предположить, – перенес ее в спальню, на кровать.
Осторожно уложил, выровнял, накрыл с головой одеялом. Нормально. Некоторое время постоял рядом, вспоминая – что-то он такое, весьма существенное, упустил. Ну, точно!
Скопцов подошел к своей сумке и вытащил из нее чистый носовой платок, после чего вернулся к Маше.
Вот теперь точно, все нормально. Василий отступил на шаг, полюбовался немного на дело рук своих. Ну, что же... По крайней мере на его руках не будет крови этой женщины. А уж как дальше сложится ее судьба – кто знает.
Погасив в спальне свет, Василий перешел в гостиную, где начал одеваться. Натянул тонкую трикотажную майку пятнистой расцветки... Поверх нее – камуфляжную куртку, заправив ее в брюки. Тщательно затянул и завязал шнурки берцов. Несколько раз подпрыгнул на месте, потом сделал пару-тройку стремительных выпадов в стороны руками и ногами. Одежда была удобной и не стесняла движений. Короче, "подарочный" натовский костюм пришелся весьма кстати.
Скопцов не собирался бежать. Он собирался драться. Он собирался доказать местной мафии, – а как еще можно назвать и самого Альберта Матвеевича, и его приближенных?! – что не все в этой жизни так просто.
У него не осталось сомнений в том, что чета Бизиковых была убита. И команда на эти убийства поступила от местного царька, которого он про себя все так же называл Органчиком.
И он был готов предъявить счет.
Вот только сначала надо было разобраться с исполнителями. Не сам же Органчик сбрасывал с обрыва Валентина и подталкивал в петлю Лизу. Если верить Маше – а не верить ей оснований не было, – то исполнителями выступали обычные уголовники. Вот с них и следовало начинать.
Василий вернулся в спальню. Несколько секунд смотрел на укрытое с головой тело своей недавней любовницы. На его лице появилась немного горькая усмешка...
– Какая же ты нам своя? – сами собой всплыли в памяти сказанные когда-то давно Командиром слова. – Сука ты, Маша...
Ту, грозненскую Машу, землячку-снайпершу, Василий так никогда и не видел. Она еще несколько раз выходила на связь с Командиром, болтала по рации. Причем Марков пытался убедить ее если не сдаться, то хотя бы все бросить и уехать из этого богом и людьми проклятого места домой, в Красногорск.
И Василий, которому частенько приходилось присутствовать при этих разговорах, не мог не заметить, что раз от разу его тон становится все менее и менее воинствующим, что в этих беседах начинает появляться какая-то интимность, доверительность.
Война вообще странная штука.
И сама Маша вроде бы уже склонялась к тому, чтобы закончить эту войну. Но, как говорится, не судьба...
Она заигралась. Подстрелила кого-то из старших офицеров ГРУ. Знала она, в кого стреляет или не знала – это уже никого не волновало. Разведка своих не бросает. И несколько мобильных офицерских групп спецназа, действующих в развалинах города в автономном режиме, в отрыве от остальных частей и подразделений войск, получили команду: "Фас!"
Гэрэушники еще раз подтвердили свою ставшую легендарной элитарность – неуловимую
Наверное, ей повезло – ее взяли не смертельно перепуганные мальчишки из войск или милиции, стремящиеся избавиться от постоянно преследующего их страха за счет пленных и потому беспредельно жестокие по отношению к ним. Ее взяли профессиональные воины, руководствующиеся в своих поступках определенным неписаным кодексом чести и умеющие уважать противника.
Ее не насиловали, не издевались над ней, не ломали рук и не выкалывали глаза. Она умерла легко – ее просто поставили на колени и деловито выстрелили в затылок. Пистолетная пуля калибром девять миллиметров разворотила голову и обезобразила лицо.
Труп был сфотографирован, и размноженные фотографии через некоторое время оказались на той стороне, так сказать, в назидание другим снайперам-наемникам. Чтобы думали, в кого стреляют. Чтобы знали – федералы в своих действиях руководствуются не решением Женевской конвенции по военнопленным, а более древним и понятным многим правилом – око за око...
Одна из этих фотографий через некоторое время попала в руки Маркову. Василий не раз замечал потом, что в редкие минуты отдыха Командир отходит в сторону и смотрит, смотрит на эту фотографию, стараясь найти в залитом кровью и искаженном предсмертной мукой лице какие-то только ему знакомые черты.
Василий встряхнул головой, отгоняя наваждение. Что-то не к добру вспомнил он Командира.
Еще раз оглядел комнату – укрыться здесь было совершенно негде. Интересно, эти, как выразилась Маша, "зэки" будут с оружием или нет? Скорее всего, без. Они ведь идут не сражаться и не убивать. Они идут просто забрать "вырубленного" отравой журналиста. И куда-то его доставить. Куда?
Маша этого не знает. Значит, один из тех, кто придет за его, Скопцова, жизнью и телом, должен будет остаться в живых. Хотя бы на некоторое время, достаточное для допроса.
Василий еще несколько минут постоял, прикрыв глаза и настраиваясь на боевой лад. Все. Вот теперь он готов действовать.
Вышел в прихожую, проверил, не заперта ли случайно входная дверь. Не заперта. И готова впустить непрошеных, но желанных гостей.
Решительно подойдя к выключателю, Василий несколько раз включил и выключил освещение в гостиной. Идите сюда, гады!
Глава 13
Судя по шагам, их было только двое, что значительно упрощало стоящую перед Скопцовым задачу. Наверняка эти люди из уголовной среды не привыкли действовать лицом к лицу. В их правила входит нападать потихоньку, со спины, используя подлые и предательские приемы.
Один из них явно был тяжелее другого – шаги были гулкие. И в тишине замершего дома хорошо был слышен скрип половиц под ногами Большого.
Второй перемещался легкими и почти неслышными шагами танцора. Скопцов для себя так его и обозначил – Танцор. Не любил Василий обезличенности.
Они остановились за стеной, в освещенной гостиной. Боялись вот так вот, наобум, соваться в темную спальню. И правильно делали.
– Где эта сука? – негромко спросил один из незваных гостей. Скорее всего, Большой – голос был басовит и грубоват. Даже когда он старался говорить шепотом.