Последнее прощение
Шрифт:
— Воистину, воистину. То же самое я говорил дорогой Доркас.
Дорогая Доркас уставилась на траву и не произносила ни слова. Херви ей не нравился, никогда не нравился, ей не хотелось видеть его скорбное лицо, длинную шею и подпрыгивающий кадык. Херви нагнулся, чтобы заглянуть ей в лицо.
— Вы шли сюда пешком, мисс Слайз?
Ее подмывало ответить, что они прилетели на помеле.
— Да.
— Чудесный день для прогулок.
— Да.
Письмо Мэттью Слайза положили на солнечные часы, а Верный
— Так значит, читать оглашение?
— Да.
Скэммелл обмахивал лицо своей черной шляпой.
— Хорошо, хорошо.
Хотя за годы религиозных потрясений в Англии «Книга общей молитвы» и была изгнана из многих приходов, свадебные и похоронные ритуалы по-прежнему сохранялись. Требования закона полагалось соблюдать, и оглашение будет читаться в течение трех воскресений, давая прихожанам шанс высказать свои возражения против свадьбы. Кэмпион знала, что никто не возразит. Да и кто бы отважился перечить Слайзу?
Мужчины обсуждали предстоящую свадьбу, выбирали, какие псалмы петь, и решали, В котором часу все это должно произойти. Кэмпион пропускала разговор мимо ушей, как жужжание пчел, трудившихся над цветками в саду Верного До Гроба.
Они задержались на час и ушли после пространного обмена любезностями. Брат Скэммелл и брат Херви преклонили колени для краткой — всего десять минут — молитвы, в которой Верный До Гроба привлек внимание Всевышнего к счастливой паре и попросил его дождем излить благодать.
Верный До Гроба проводил своих гостей взглядом. И пока они шли по деревне, изнемогал от зависти. Его обуревала ненависть. Ненависть к Мэттью Слайзу, который не отдал ему свою дочь, ненависть к Сэмьюэлу Скэммеллу, который ее получил. Но Верный До Гроба сдаваться не собирался. Он верил в силу молитвы и, вернувшись в сад, нашел подходящие слова в книге Второзакония: «Когда выйдешь на войну против врагов твоих, и Господь, Бог твой, предаст их в руки твои, и возьмешь их в плен, и увидишь между пленными женщину, красивую видом, и полюбишь ее, и захочешь взять ее себе в жены, то приведи ее в дом свой».
С лицом, перекошенным от горечи, он молился, чтобы слова стали реальностью, чтобы в один прекрасный день Доркас Слайз оказалась его пленницей. Вот за каким занятием застал его Эбенизер Слайз, который пришел час спустя на свою ежедневную беседу.
— Брат Херви?
— Эбенизер! Дорогой Эбенизер! — Верный До Гроба с трудом поднялся на ноги. — Сражаюсь во славу Господню.
— Аминь, аминь.
Они сощурили глаза от слепящего солнца, а потом уселись каждый с открытой Библией на коленях и сердцем, преисполненным горечи, в груди.
Кэмпион мечтала о побеге, который, как она знала, невозможен. Она думала о
Каждый день вновь и вновь напоминал ей о ее судьбе. Гудвайф Бэггерли одобряла замужество. «Слава Богу, он хороший человек и надежный кормилец. Женщине большего и желать нельзя».
В другой раз, слушая объяснения Гудвайф о том, где что лежит в доме, она выяснила, что еще запланировано для нее в будущей жизни: «Есть хорошие пеленки и колыбелька. Это ваши с Эбенизером, мы сохранили их на случай, если будут еще дети». «Мы» всегда означало для Гудвайф ее самое и мать Кэмпион — двух ожесточившихся женщин, связанных дружбой.
Гудвайф окинула Кэмпион критическим взглядом:
— Ребенок у тебя родится еще до конца следующего года, хотя с твоими бедрами, будь я неладна, неприятностей не оберешься. Ума не приложу, от кого ты их унаследовала. Эбенизер худ, но широк в бедрах. Твоя мать, упокой Господь ее душу, была крупной женщиной, да и отец твой в этом месте не узок. — Она фыркнула. — Да исполнится воля Господня.
Верный До Гроба Херви прочитал оглашение первый, второй, а потом и третий раз. Назначенный день приближался. Она никогда не станет Кэмпион, никогда не познает настоящей любви.
«На ложе своем ночью искала я того, которого любит душа». Каждую ночь Кэмпион металась в своей постели в ожидании кошмара. Скэммелл овладеет ею, как бык телкой? Она ежилась от возникавших в ее воображении картин, слыша его сопение, чувствуя, как нависает над ней его грузное тело. Она воображала прикосновение мясистых губ к своей шее и беспомощно вскрикивала в своей кровати. Чэрити беспокойно ворочалась во сне.
Кэмпион рисовалась собственная смерть при родах — в тот самый момент, когда на свет появлялось что-то бесформенное, скользкое, окровавленное, — она видела, как это бывает у коров. Иногда она думала, что было бы легче умереть до свадьбы.
Отец лишь раз заговорил с ней о бракосочетании. Это случилось за три дня до церемонии. Он наткнулся на нее в буфетной, где она прихлопывала масло, придавая ему форму кубиков. Казалось, он был удивлен, наткнувшись на нее.
— Отец? — Она улыбнулась.
— Ты работаешь?
— Да, отец.
Приподняв муслин, прикрывавший кувшин с маслом, Мэттью Слайз потеребил материю своими большими руками.
— Я воспитал тебя в вере в Господа. Я честно выполнил свой долг.
Она почувствовала, что ему нужна поддержка.