Последнее воплощение
Шрифт:
Комета повернулась к Хрумпину:
— Мой план таков: выступим сразу, как только солнце достаточно осветит лес, чтобы воины не переломали себе ноги. Мы доберемся до Тазарана раньше, чем проснутся его жители. Едва только откроются городские ворота, мы ворвемся внутрь. Все воины должны громко кричать и размахивать оружием. Пусть люди думают, что у нас целая армия. Если мы застанем их врасплох, напугаем и обманем, то наша победа будет быстрой, легкой и бескровной. Как тебе такая идея?
Хрумпин восторженно посмотрел на девушку:
— Лучше не придумать!
— Раз ты со мной согласен, то передай мой
Вскоре к Комете явился сонный проводник. Гарбискул много раз бывал в Тазаране, правда добирался до города не прямой дорогой через Твердое озеро, а окружной, идущей через ту равнину, где армия людей разбила войско Холмогорья.
При свете костра девушка заставила Гарбискула по памяти нарисовать на земле план Тазарана. Конечно, картограф из полудикого озерника оказался никудышный, но Комета хотя бы получила представление об основных улицах и главных зданиях города. После этого она отпустила проводника и легла на траву, чтобы поспать несколько оставшихся до рассвета часов.
Офицеры начали поднимать своих солдат еще в темноте. Никто не жаловался и не роптал. Все рвались в бой, чтобы расквитаться за поражение и отомстить за гибель товарищей.
— Быстрее, быстрее! — торопила Комета воинов. — Сворачивайте лагерь! Перекусите на ходу, а нормальный завтрак устроим в Тазаране.
Солнце еще не взошло, но окружающие деревья и траву под ногами уже можно было разглядеть, не зажигая факелов.
Разведчик Хоржех возглавил дозорную группу, которая двигалась в пределах видимости перед основными силами. Комета предполагала, что местные жители едва ли любят прогуливаться в темноте по окрестностям ужасного Твердого озера, но тем не менее настаивала на соблюдении тишины. Она опасалась, что в лесу могут оказаться охотники, вышедшие на свой промысел ночью или ранним утром.
Словно серые тени, скользили воины Кометы между толстыми стволами высоких деревьев. Со стороны могло показаться, что это движутся не живые существа, а бесплотные духи. Девушка сидела на своей лошади и с высоты всматривалась в лесной полумрак. Но на протяжении всего пути от берега Твердого озера до Тазарана отряд не встретил ни одного постороннего разумного существа.
Как и рассчитывала Комета, ее отряд добрался до Тазарана раньше, чем открылись городские ворота. Оставив солдат в лесу, Комета и ее ближайшие помощники осторожно приблизились к городу, прячась за рощами и перелесками.
— Слишком далеко, — задумчиво произнесла Комета, осматривая пространство между воротами и ближайшими достаточно большими и плотными зарослями.
— Кентавры успеют ворваться в город, прежде чем люди опомнятся и захлопнут ворота, — уверенно заявил Хрумпин.
Гарбискул предложил:
— Я мог бы сходить в город и переговорить со своими знакомыми. Жители Тазарана помогли бы нам справиться с людьми.
Комета отметила, что человек-озерник называет своих врагов «людьми», как и все жители Холмогорья.
Вслух же она произнесла:
— Едва ли нам представится такой же удобный случай, как утреннее открытие городских ворот. Если мы будем ждать помощи от горожан, то потеряем целый день.
Они вернулись к отряду. Комета указала офицерам места для засад и направления атак. Воины небольшими группами рассредоточились вокруг городских ворот. Комета внимательно следила за стенами, опасаясь, что люди заметят перемещения ее отряда. В случае тревоги она была готова отдать приказ об общем штурме. Ворота Тазарана казались не слишком прочными — они были изготовлены из сколоченных дощатых щитов и едва ли долго сопротивлялись бы ударам топоров и секир.
Но ни один солдат не поднялся на стены города, чтобы осмотреть окрестности. Видимо, люди чувствовали себя в Тазаране в полной безопасности. Они были уверены, что их армия гонит сейчас остатки нелюдей к Холмограду в нескольких днях пути отсюда.
Комета увидела, как створки ворот начали раскрываться. Она затаила дыхание. Если хотя бы один из ее воинов выдаст свое присутствие, то весь план провалится.
Но девушка не зря отобрала в свой отряд не только самых умелых, но и самых дисциплинированных воинов. Как не рвались горячие кентавры в бой, но без команды ни один из них даже не пошевелился.
Ворота раскрылись. Из них со смехом и веселыми возгласами вывалилась толпа безоружных людей.
— Что все это значит? — произнесла озадаченная Комета.
Первым догадался Гарбискул:
— Это солдаты отправились купаться на речку.
Комета тотчас вспомнила, что неподалеку от города протекает небольшая речка с чистой водой, сбегавшая с холмов и впадавшая в Твердое озеро. Из нее горожане брали воду для питья и для хозяйственных нужд.
Хрумпин пробормотал себе под нос:
— Сама судьба благоволит «светлому воплощению».
Комета услышала его слова и с весьма значительной долей цинизма (полученного в наследство от Латэлы Томпа) подумала, что если пожилой кентавр желает наделять ее сверхъестественными свойствами, то не стоит его разубеждать. Комета постепенно превращалась в Леди Комету.
Дождавшись, пока солдаты отойдут от города на достаточное расстояние, девушка пришпорила свою лошадь, вихрем вылетела на открытое пространство и прокричала:
— За мной, герои Холмогорья!
Три сотни нечеловеческих и человеческих глоток исторгли единый рев:
— Холмогорье!
Воины выскочили из своих укрытий и помчались к воротам.
Впереди скакали Комета и ее верные кентавры. Люди, не ожидавшие появления врага в таком глубоком тылу, оказались не готовы организовать хоть какое-то сопротивление. Полураздетые безоружные купальщики бросились прочь от города. В воротах появились вооруженные солдаты, но фитили их ружей были погашены, а иного оружия они не имели.
Вместо того, чтобы попытаться закрыть ворота, стрелки принялись высекать огонь. Но вместо дружного залпа прозвучали лишь несколько одиночных выстрелов. Первая волна кентавров, возглавляемая Кометой, засыпала линию стрелков дождем стрел. Девушка выстрелила из пистолета в ближайшего офицера, но на скаку промахнулась. Тогда она придержала лошадь, вытащила из седельной кобуры другой пистолет и повторила попытку. На этот раз удача ей сопутствовала, и на груди офицера расплылось кровавое пятно.