Последнее желание гейши
Шрифт:
Не понимая, откуда он идет, она обернулась и прислушалась.
Вдруг входная дверь, которая хорошо просматривалась из комнаты, так как их отделял друг от друга лишь коридор, приоткрылась…
Значит, звук, который слышала Марго, издавал замок, когда его отпирали.
Сердце в груди Марго не просто екнуло – бухнуло, как ядро, выпущенное из пушки. Кто там пришел? Зачем? Где взял ключ?
Она сделала шаг назад, тихо толкнула дверь. Она с приглушенным шуршанием закрылась, и Марго осталась
Отличное английское качество шкафа не позволяло посмотреть через щель, кто же вошел в квартиру – щелей в нем не было, но Марго приложила ухо к двери, чтобы послушать: вдруг человек будет говорить сам с собой или звонить кому-то…
Несколько секунд она слушала тишину. Потом раздались шаги. Сначала тихие, отдаленные, потом более громкие…
Человек вошел в комнату!
Постоял немного, наверное, осматривался, потом двинулся к кровати – Марго услышала, как он задел ногой пуфик. Она ждала, что он выругается, но человек молчал. Слышно было только, как его обувь поскрипывает при ходьбе.
Постояв какое-то время без движения, человек шумно развернулся и быстрым шагом направился к шкафу: раньше звук был такой: скри-и-ип-скри-и-и-п! Теперь: скрип-скрип! И он приближался!
Марго вжалась в заднюю стенку шкафа, затаила дыхание.
Только бы не открыл, только бы не открыл, – беззвучно шептала она.
Но он открыл!
Сначала скрип стал нестерпимо громким, затем оборвался.
Дверь, вжикнув, отъехала.
Марго вскрикнула и закрыла глаза.
Митрофан
С кожаной курткой подмышкой Митрофан вошел в рабочий кабинет Смирнова. В это время кроме самого старшего опера там никого не было – все были на выезде, и только Леха просиживал стул, ожидая прихода Голушко.
– Явился, наконец! – обрадовался он, увидев старшего следователя на пороге кабинета. – А я уже собирался тебя разыскивать…
– Привет, – поздоровался с ним Митрофан. – Как дела?
– На букву «х», не подумай, что хорошо…
– Что так?
– Теща к нам жить переезжает. Говорит, что плохо себя чувствует и боится умереть в одиночестве…
– Она тяжело больна?
– Да. Воспалением хитрости! – Леха в сердцах махнул рукой. – Ладно, не будем о грустном! – Он протянул руку к своей куртке. – Давай сюда… – Взял, повесил ее на вешалку. – Ну что скажешь хорошего?
– А ты?
– Так нечестно, я первый спросил.
– Результаты экспертизы готовы.
– Я это уже понял по твоей важной физии…
– Отгадай имя.
– Ставлю на кореянку.
– Мимо.
– Но горячо или холодно?
– Под «горячо» ты кого подразумеваешь?
– Негритянку.
– Тогда холодно. Но вообще-то тепло.
– Это как?
– Вот если бы ты назвал брата-азиата…
– Это
– Тогда было бы горячо.
– Не понял.
– Записку написал мужчина. А если конкретно, то охранник «Экзотика» Александр Сергеев.
– Во блин! – выдохнул Леха, вытаращив глаза. – Так он что… с ней того?
– Не обязательно. Но что они общались довольно тесно, это очевидно…
– Вот так Саня, вот так сукин сын! – Смирнов щелкнул пальцами. – И алиби у него нет.
– Есть, Леша. Хлипкое, но есть… Охранник кафе «Бонапарт» уверяет, что Сергеев выходил ночью из ворот «Экзотика», но гораздо позже контрольного времени… Где-то в районе пяти часов… К тому времени Афродита уже была мертва.
– А что ты скажешь на это? – Леха красивым жестом выложил на стол письмо-факс, судя по гладкости, полученный совсем недавно. – Это ответ на мой запрос из Владимирской колонии.
– Что там?
– Красавчик-то наш экзотический из тюряги освободился полгода назад… Я как его отпечатки в картотеке нашел, сразу запросик отправил… И вот, посмотри…
Митрофан пробежал глазами факс. С удивлением узнал, что Александр Сергеев отсидел пять лет за предумышленное убийство своей жены – застрелил ее из ревности. Потом труп закопал в саду их общего дома.
– Никогда бы не подумал, что этот херувим способен на предумышленное убийство, – протянул Голушко. – Такой невинный с виду…
– Да хрен с ней, с его невинностью. Ты дальше читай, – он ткнул пальцем в следующий абзац. – Сидел вместе с Моцартом. Поддерживал с ним дружеские отношения.
– Не нравится мне эта формулировка… Что значит «дружеские»?
– Я тебе скажу, что значит! – Леха сделал несколько движений бедрами, что по его разумению должно было символизировать половой акт. – Это значит, Санечка был любимой женой Моцарта!
– Ты сам это придумал?
– Сам.
– Поздравляю – у тебя богатая фантазия…
– А ты подумай, какая дружба может связывать молодого ревнивца-убивца с пожилым вором в законе?
– Я уже подумал, и, похоже, знаю ответ, – Митрофан уселся за стол, достал из кобуры пистолет, положил на него свои большие красные ладони, похлопал по нему пальцами. – Моцарт поручил парню убить Афродиту…
– И что тебя натолкнуло на эту мысль? – без особого энтузиазма спросил Леха.
– Разговор с капитаном Ленским, если ты помнишь, он занимался делом Моцарта…
– Я помню, помню. Ты дальше излагай.
– Мы вчера с тобой гадали, что именно Моцарт поручил своим девочкам вывезти из страны. Так вот, Ленский уверил меня, что бриллианты.
– Всего лишь?
– Ты, Смирнов, ничего не понимаешь в колбасных обрезках! Горстка этих камешком тянет на несколько лимонов.
– Долларов?