Последние битвы Императорского флота
Шрифт:
Корабли прошли архипелагом в Наварин, где были загружены углем и пресной водой, и взяли курс на африканское побережье. По описанию в книге «Последние гардемарины» капитана 1-го ранга В.Ф. фон Берга, из Наварина в Бизерту в составе эскадры шел большой баркас, пассажирами которого были гардемарины и кадеты. Мемуарист свидетельствовал, что на руле баркаса сидел он сам, на кормовом сиденье расположился вице-адмирал Александр Михайлович Герасимов, назначенный новым директором Морского корпуса, а рядом с ним находился митрофорный протоиерей о. Георгий Спасский, назначенный настоятелем
В те декабрьские дни 1921 года Русская эскадра прошла по тем же водам, где более ста лет тому назад гремели подвиги эскадры адмирала Сенявина, успешно действовавшей против флота Наполеона Бонапарта.
Часть Русской эскадры двигалась по Коринфскому каналу, а более крупные её суда, имевшие большую осадку, огибали Грецию. У берегов Кефалонии, чуть южнее острова Корфу, произошел сбор всех плавсредств эскадры для продолжения похода на Бизерту.
Прибыв к берегам французской колонии Тунис, русские корабли стали медленно входить в глубокую бухту Каруба, из которой были хорошо видны белые стены Бизерты, за которыми виднелись остролистые пальмы и в отдаленной дымке едва угадывались силуэты гор.
В этой бухте, по велению французской колониальной администрации, и произошла постановка пришедших кораблей на якоря, были закреплены швартовы и на берег сошли их экипажи.
С первых недель после прибытия русских кораблей, занявшись расселением русских моряков во временных лагерях, вице-адмирал Михаил Александрович Кедров в краткие сроки решил задачи проживания чинов флота и их семей.
В совершенно новых условиях жизни и работы команд на кораблях неизбежно стали происходить коренные изменения в штабе эскадры, обусловленные в первую очередь самой обстановкой.
Исполняющим дела командующего Русской эскадрой назначили контр-адмирала Михаила Александровича Беренса, а его начальником штаба — контр-адмирала Александра Ивановича Тихменева.
Старшим флаг-офицером стал мичман Андрей Борисович Лесгафт. На Гражданской войне Лесгафт успел немного послужить у Юденича, в Отдельном батальоне танков, затем, вернувшись во флот, попал на знаменитый своими переходами тральщик «Китобой», и вот теперь, вместе с флотом, оказался в Бизерте.
Забегая немного вперед, нужно отметить, что дни свои Лесгафт закончил на других берегах, «почив в Бозе» в городке Коламбус, в штате Огайо.
Офицером для связи с французским колониальным морским префектом назначили старшего лейтенанта Юрия Всеволодовича Соловьева. Флагманским инженером-механиком оставался генерал-майор Владимир Григорьевич Максименко.
13 января 1921 года воспитанники Морского корпуса с судов были переведены на берег. Морской префект французской колониальной администрации адмирал Варрней решил пойти навстречу просьбе контр-адмирала Машукова о предоставлении помещения под военно-морское учебное заведение, эвакуировавшееся вместе с эскадрой.
Под нужды Морского корпуса он предоставил на выбор либо один из находившихся в районе Бизерты бывший военный лагерь, или форт под замысловатым названием Джебель-Кебир.
Отборочная
Кроме того, форт выгодно располагался в одном километре от лагеря Сфаят, откуда в него могла легко добираться учащаяся молодежь.
Форт Джебель-Кебир был окружен глубоким рвом и высоким валом. Вал широкой каменной стеной опоясывал всю крепость по периметру и замыкался высокими каменными воротами с толстой железной решеткой. У его стен располагалась строевая площадка, откуда открывался дивный, по словам очевидцев, вид на всю Бизерту с ее горами, пальмовыми аллеями, озером и уютную средиземноморскую бухту.
На этот импровизированный плац гардемаринами выносился знаменный флаг, здесь же служились молебны, проходил церемониальным маршем батальон Морского корпуса, зачитывали приказы и звучали речи начальствующих лиц.
На этой же площадке в храмовый праздник корпуса 6 ноября — день Святителя Павла Исповедника, истинный морской праздник — проходили торжественные парады.
Всем проходящим мимо площадки бывало хорошо видно, как на её входе ежедневно дежурил гардемарин, вооруженный морским палашом, салютуя прибывающим в крепость.
С течением времени, в одном из казематов этой магометанской крепости стараниями о. Георгия Спасского была обустроена корпусная православная церковь.
О храме сохранились теплые воспоминания его прихожанина: «С низкого сводчатого потолка спускаются гирлянды пушистого вереска и туи, в которые вплетены живые цветы. Гирлянды темной рамой окружают белый иконостас с Царскими вратами. На иконостасе образа Христа Спасителя и Св. Павла Исповедника. Справа и слева две белых хоругви и знаменный флаг. Белые покрывала на аналоях сшиты из бязи и золотых позументов, паникадило из жести. Через узкую бойницу падает луч солнца на Тайную Вечерю над Царскими вратами».
Все было хорошо в обживаемом гардемаринами форте Джебель-Кебир, однако были и свои неудобства — не хватало места для персонала и складов.
Жизнь русской колонии в североафриканском городке продолжилась. Бизерта была настоящим зеленым оазисом среди песчаных холмов и гор, отделенным от них стенами пальм, маслиновыми рощами, колючими кактусами и колоннами алоэ. Море выглядело темно-синим сапфиром в оправе золотых песчаных берегов, изумруды волн продолжали свой бег, а город жил своей жизнью — весь в дымке раскаленных дней и серебре лунного сияния в иные ночи.
Вдали от русского лагеря, в прозрачном воздухе, казалось, парили остроконечные купола магометанских мечетей, между которых виднелись тонкие башенки готической архитектуры иного католического храма.
В так называемый нижний лагерь русских моряков, Сфаят, прибывали гардемаринские роты, личный состав преподавателей и их семейства, а также семьи офицеров.
Всего на возвышенности Кебир и в долине Сфаята было собрано 320 гардемарин и кадет, 60 офицеров и преподавателей, 40 матросов из разных команд и полсотни членов семей моряков.