Последние бои Вооруженных Сил Юга России
Шрифт:
Наш командир поручик Окишев вызвал Воропая и меня и отдал приказ: «Спешно и секретно подготовить боевую часть к отъезду на юг, рано утром завтра». База останется на Таганаше; вообще об отъезде, как таковом, может знать только боевая команда, которая уже ночует на боевом составе. Комендант станции знал об этом приказе, так что мы без задержки произвели маневры, поставив бронеплощадку на юг, как исключение теплушка командира шла с нами, за паровозом, за нею склад и задние контрольные площадки. Команда 12 человек, спали одетыми, конечно; как всегда, внешняя служба снаружи. Перед шестью утра командира вызвали к телефону. «Отход в шесть, никого не будить! — распорядился поручик Окишев. — Ст. Джанкой проходили без остановки, путевую и приказ принять с мачты!» Мачта — это столб с приспособлением для передачи «жезла с путевой» для курьерских поездов, которые тут ходили прежде. Для скорости и ради секрета нам приказ был передан этим способом. Приказ был короток: «Занять участок ст. Курман–Кемельчи — мост реки Салгир». Сначала была степь, а потом предгорье крымских гор. Станция у подножия гор, очень живописно кругом. У коменданта наш командир получил разъяснительный приказ: «Охранять железнодорожное полотно, станцию и, главное, мост через реку от возможного нападения повстанцев, возглавляемых капитаном Орловым». Выставили охранение у моста, оставался я там, а поезд гулял потихоньку туда и сюда. Был полный покой,
На постройку мы не вернулись — калейдоскоп повернулся иначе! Только кончился наш отдых — затребовали половину нашей путевой команды спешно на базу. Нас «спешили», после полуночи все были погружены в сани, и весь длинный обоз вышел за поселок. Куда мы идем, никто сейчас не знал; на вооружении были винтовки и четыре пулемета «льюис» из комендатуры станции. Кругом была монотонная степь под покровом снега, даже удалось спать в санях. Даже время как-то потерялось — какое-то небольшое поселение, там нас кормили, распределили по хатам. Охранение ушло вперед, куда — не знаю, всюду бело! Но по хатам-то нам рассказали, что было: тут была застава из казаков, впереди Арабатская стрелка, отмель в Азовском море. Казаки пошли «домой», говорят, что увели с собою генерала Ревишина; ушли все заставы, что стояли против Арабатской стрелки. Тогда стала понятна та спешка нашей отправки сюда! Посидели мы и в «окопах» совсем у замерзшего моря. Была полная тишина вокруг! Потом опять поехали, и через два дня нас сняли, сказали, что нас сменили, — не видели мы никого. Мне кажется, что только один из всей команды был очень доволен — это наш хозяйственный каптер: говорит, ему удалось заказать «жратву» в обоих поселках — приближалась Пасха! А он у нас «дальновидный» был!
Много, много лет спустя в журнале «Морские записки» № 42 я прочел статью лейтенанта Н. Кадесникова [158] о боях канонерской лодки «Терец» у Арабатской стрелки, на подступах к Геническу, в середине февраля 1920 года. «Терец» совершенно вмерз в море, во льды, положение было критическое: красные напирали упорно, неоднократно, пытаясь прорваться в Крым. Тогда стало известно, что казаки–кубанцы ушли с позиции «домой», к красным, захватив с собою и генерала Ревишина. Своим уходом с позиции кубанцы открыли прямой проход на ст. Джанкой, в Крым. Жидкие роты 13–й пехотной дивизии [159] были расположены правее по берегу, а сюда на защиту Арабатской стрелки подвезли нас.
158
Колесников Николай Зотикович, р. 13 ноября 1895 г. в Вятке. Реальное училище, Петроградский политехнический институт (не окончил), Морское инженерное училище. Мичман, инженер–механик линейного корабля «Гангут». В Добровольческой армии и ВСЮР с сентября 1918 г., инженер–механик на канонерской лодке «Терец» до эвакуации Крыма. Лейтенант (с 1919 г.). В ноябре — декабре 1920 г. прибыл в Югославию на корабле «Владимир». К лету 1921 г. в Югославии. В эмиграции в Югославии, служил в югославской армии. С 1955 г. в Нью–Йорке. Сотрудник журнала «Военная Быль». Умер 12 августа 1971 г. в Нью–Йорке.
159
13–я пехотная дивизия. Сформирована во ВСЮР 10 ноября 1919 г. при разворачивании 4–й пехотной дивизии. С 6 декабря входила в состав 3–го армейского корпуса (II). Ее ядром послужил Сводный полк 13–й пехотной дивизии. К началу 1920 г. насчитывала около 800 штыков. В Русской Армии с 7 июля 1920 г. входила в состав 2–го армейского корпуса (II). На 1 августа 1920 г. насчитывала 494 солдата при 35 пулеметах. На 16 апреля 1920 г. включала 49–й Брестский, 50–й Белостокский (1–я бригада), 51–й Литовский и 52–й Виленский (2–я бригада) пехотные полки, 13–ю артиллерийскую бригаду, запасный батальон и отдельную инженерную роту (переименована из 5–й отдельной инженерной роты), с 4 сентября 1920 г. — также и Отдельный конный Виленский дивизион. По советским данным, отошедшие в конце октября 1920 г. в Крым ее части насчитывали 1530 штыков и сабель.
Сопровождал нас унтер–офицер пехотинец. «Братцы, тут за кустами окопы, тут казаки лежали, да подались домой, тут и устраивайтесь. Как рассветет, так увидите, что Арабатская стрелка прямо перед вами. Ну и ждите! Счастливо!» — и ушел. Никаких окопов не видим, снегу больше метра насыпало, и кусты почти завалены. С рассветом действительно мы осмотрелись и устроились — просто в снег закопались, за кустами для пулеметов выбрали удобные позиции. Уже с раннего утра была слышна канонада прямо перед нами — это отбивался «Терец» из последних сил своей команды, и последними снарядами… И отбили все атаки красных… Так мы пролежали в снегу, все на стрелку смотрели и ждали прорыва… Слева Сиваш — Гнилое море, справа замерзшее Азовское море. Всюду бело и абсолютная тишина у нас; только канонада оттуда слышна издалека — и когда смолкла, тогда нас и вернули на базу.
Да, благодаря этой поездке «в окопы» на Пасху был у нас пир горой на базе: сюда в тот поселок, что проезжали — артельщик наш вместе с поваром: не раз заезжали и всякого добра съедобного по знакомству приобрели. Все главным образом «за соль» — это была лучшая валюта. А добыча соли была на другой стороне Сиваша, там, куда мы в дозор вечерами ходили…
На постройку вернулась только путевая команда, а мы стали опять по ночам выезжать к мосту боевым составом; знали, что у Перекопа шли бои, ожидалось, что и здесь красные будут шевелиться. Но на полуострове у станции Чонгар, за мостом, никого не было, мы ходили в разведку. Пусто!
Однажды ночью с нашим командиром приехали офицеры, ходили вниз, где лежала форма моста, — и «остались очень довольны», как нам сказал Окишев. Через пару дней половина путевой команды стала являться к нам с составом платформ, нагруженных балками, шпалами и инструментами. Этот состав по соседнему пути подгоняли к самому мосту. Разгрузка шла в полной тишине и с запрещением курить. С той поры, что сюда гнали материал, нас четверо с легким пулеметом ходили на ту сторону в дозор. И оттуда ничего не было слышно, что у нас шла работа; еще до того, что начинало светать, рабочего поезда как не бывало! Днем вся команда спала, а ночью выезжала опять. Мы уже знали, что есть приказ: «Мост на Сиваше восстановить!» И каждую ночь кипела работа; каждую ночь когда мы возвращались из дозора, то видели, что прибавилось. Действительно, «все остались довольны» — Сиваш, как таковой, мелкий, и форма моста чудесно легла на дно так, что просто на форме можно было начинать укладку сначала длинных шестиметровых балок и затем на них поднимать целый ряд клеток из шпал, клетки между собой связывались балками, и все крепилось железными скобами. Кругом уже была яркая зелень, цветы.
Не мешали нам в этой работе, поразительно — красные были на ст. Джилук и дальше на север.
160
Липеровский Георгий (Юрий) Александрович, р. в 1879 г. Из дворян, сын генерал–майора. Михайловское артиллерийское училище (1899). Офицер 61–й артиллерийской бригады. В Добровольческой армии и ВСЮР. Участник Бредовского похода (начальник артиллерии). Полковник. В эмиграции в мае 1920 г. в Югославии, в начале ноября 1920 г. в Белграде, затем в Польше, к 1921 г. преподаватель гимназии в Варшаве. Погиб в августе 1944 г. в Варшаве.
Это я узнал только через два года, и то схематично, не полно; а через пятьдесят лет с лишком мне были написаны все подробности ухода из Одессы папиным адъютантом Ник. Кир. Мациевичем. Уход, переход через Днестр, плен у румын, его благополучный исход и — Белград. Югославия. Затем Польша… В Одессе обещали батарею, да так и не успели организоваться, как пришлось уходить…
В. Альмендингер
ОРЛОВЩИНА [161]
161
Впервые опубликовано: Вестник первопоходника. 1963. Июль — сентябрь. № 61—62.
В половине декабря группа генерала Слащева (3–й армейский корпус [162] и другие части) отошла на крымские перешейки. На перешейках было мало жилья, зима была жестокая (мороз до 22°С), наши и красные части были мало приспособлены к позиционной войне. Войска на фронте истекали кровью, и требовались подкрепления. Между тем во всех городах Крыма к этому времени скопилось большое количество офицеров и солдат — больных, раненых, выздоравливающих после болезней и ранений. Кроме того, было много лиц, скрывавшихся от фронта. Было необходимо привлечь в строй возможно больше людей. Генерал Слащев, будучи в двадцатых числах 1919 года в Севастополе, предложил герцогу С. Лейхтенбергскому, князю Романовскому, прикомандированному тогда к штабу командующего Черноморским флотом, «состоять при нем» для связи с морским командованием. Штаб флота согласился отпустить князя, и позже, после переговоров с князем, генерал Слащев, как «начальник обороны Крыма», назначил его «заведующим корпусным тылом и формированиями».
162
3–й армейский корпус (II). Образован 22 мая 1919 г. из Крымско–Азовской Добровольческой армии. Включал 4–ю пехотную дивизию и Отдельную кавалерийскую бригаду, которая 19 июня переформирована во 2–ю кавалерийскую дивизию, а 9 июля исключена из состава корпуса, кроме 2–го Таманского и Сводно–драгунского полков. В общей сложности к 5 июля 1919 г. насчитывал 7693 человека (в т. ч. 751 офицера, 4497 строевых, 980 вспомогательных и 1465 нестроевых нижних чинов). 20 августа 1919 г. на его основе были развернуты войска Новороссийской области. Вновь сформирован 6 декабря 1919 г. в составе 13–й, 34–й пехотных дивизий. В начале 1920 г. включал также Славянский стрелковый, 1–й Кавказский стрелковый (около 100 штыков), Чеченский сводный (около 200 шашек) полки. В январе 1920 г. отошел в Крым и, включив в свой состав находившиеся там части, стал именоваться Крымским корпусом. Командиры: генерал–лейтенанат С. К. Добророльский (врид; 28 мая — 10 июля 1919 г.), генерал–лейтенант Н. Н. Шиллинг (10 июля — 26 августа 1919 г.), генерал–майор Я. Л. Слащев (с 6 декабря 1919 г.). Начальник штаба — генерал–майор В. В. Чернавин (31 мая — 19 августа 1919 г.). Инспекторы артиллерии: генерал–майор М. Н. Папа–Федоров (27 июня — 15 октября 1919 г.), генерал–майор М. С. Росляков (с 14 декабря 1919 г.).
Интересный момент, характерный для Слащева и тогдашней обстановки, сообщает князь. Перед тем как случилось его назначение, произошло, по сообщению князя, следующее. Генерал Слащев, приехавший в Севастополь, остановился в гостинице «Кист». Рано утром князь был разбужен, и явившийся к нему капитан Мизерницкий, [163] начальник конвоя генерала Слащева, передал просьбу генерала прибыть к нему в гостиницу. «Войдя в апартаменты генерала, вижу его быстро идущим ко мне навстречу, и, остановившись в трех шагах от меня, рапортуя по уставу, он представляется мне, — пишет князь. — Признаюсь, я смутился. Но этого, видимо, оказалось генералу мало, и он, все так же официально, стоя навытяжку, вдруг говорит: «Предлагаю Вашему Высочеству взять оборону Крыма в свои руки, мой корпус всемерно вас поддержит, с моряками я сговорюсь. Армия разваливается. Ей нужно новое имя — имя, связанное с Добровольческой Армией и с прошлым нашей Империи». Я поблагодарил генерала за внимание и категорически заявил ему, что я к такой роли не только не подготовлен, но и не представляю себе, как такая идея могла прийти ему в голову. «Из всех Вы единственный, который остался с нами, все… ваши за границей, за границей и Великий Князь Николай Николаевич — Ваш отчим, которого мы ждали. К кому же нам обращаться? К тому же мы вас знаем по Николаеву, мы вас оценили и полюбили». Я повторил мой категорический отказ от предложенной мне великой чести и также категорически просил Слащева оставить этот разговор между нами, что генерал мне и обещал».
163
Мезерницкий Мстислав Владимирович, р. в 1895 г. Из дворян, сын офицера. 1–е Санкт–Петербургское реальное училище, Владимирское военное училище (1915). Поручик (штабс–капитан), командир роты л.-гв. Волынского полка. Участник боев в октябре 1917 г. в Петрограде. В Добровольческой армии с 4 ноября 1917 г. (7–й доброволец); командир роты в Юнкерском батальоне. Участник 1–го Кубанского («Ледяного») похода в Корниловском ударном полку, затем создатель офицерской организации на Северном Кавказе. Участник взятия Ставрополя в июле 1918 г., затем командир Пластунского батальона, Партизанского отряда и конного дивизиона. Весной 1919 г. капитан (есаул) Кубанского казачьего войска, в октябре 1919 г. — в начале 1920 г. начальник конвоя командира 3–го армейского корпуса генерала Слащева, с весны 1920 г. командир 8–го кавалерийского полка до эвакуации Крыма. Орден Св. Николая Чудотворца. Полковник. В эмиграции, вернулся в СССР в ноябре 1921 г. с генералом Слащевым.