Последние часы. Книга I. Золотая цепь
Шрифт:
Если бы Элиас придерживался о Братьях иного мнения, Джем, возможно, сейчас находился бы на их стороне. Но исправить ничего было нельзя, и Корделия понятия не имела, как к нему обратиться.
– Твоего отца ни за что не признают виновным, – пообещала Люси, стиснув руку Корделии. – Я поговорю с родителями…
– Нет, Люси. – Корделия покачала головой. – Всем известно о близкой дружбе между нашими семьями. Они уверены в том, что твои мать и отец не смогут судить беспристрастно. – Она вздохнула. – Я сама пойду к Консулу. Обращусь к ней лично. Возможно, она не до конца понимает, что остальные просто хотят поскорее замять этот скандал с жителями Нижнего Мира, обвинив моего отца. Всегда легче указать пальцем
Люси кивнула.
– Тетя Шарлотта так добра, не могу представить себе, чтобы она отказалась помочь вам.
«Тетей Шарлоттой» Люси называла Шарлотту Фэйрчайлд, первую женщину, избранную Консулом. Она также была матерью парабатая Джеймса, Мэтью Фэйрчайлда, и старым другом семьи Эрондейл.
Человек, занимавший пост Консула, обладал огромной властью, и когда Корделия впервые услышала о том, что отца взяли под стражу, она сразу же подумала о Шарлотте. Но Консул не имеет возможности поступать так, как ему (или ей) заблагорассудится, объяснила ей тогда Сона. Внутри Конклава существуют группировки, могущественные фракции, которые постоянно давят на нее, убеждая сделать то или это, и она не рискнет разгневать их. Если они пойдут к Шарлотте, для их семьи будет только хуже, говорила Сона.
Корделия не возражала, но все же считала, что мать ошибается – разве сущность власти состоит не в этом, в возможности рискнуть и вызвать гнев людей? Зачем женщине было становиться Консулом, если она даже на этом высоком посту продолжает суетиться и волноваться о том, как бы случайно не расстроить кого-нибудь, как бы всем угодить? Ее мать была слишком осторожна, слишком опаслива. Сона считала, что единственным выходом из сложившейся ситуации был брак Корделии с каким-нибудь влиятельным человеком, который мог бы спасти репутацию их семейства в случае, если Элиас отправится в тюрьму.
Но Корделия не собиралась рассказывать об этом Люси. Она не собиралась вообще никому об этом рассказывать. Она не могла без гнева и ужаса думать об этом: не то, чтобы она была против самой идеи брака, но считала, что выходить замуж следует за того, кого выберешь сама, и только по любви. Она не желала участвовать в сделке, целью которой было обелить имя их семьи – ведь отец не совершил ничего противозаконного! Она намеревалась решить эту проблему, используя свой ум и храбрость; она не позволит продать себя, как рабыню на рынке.
– Я понимаю, сейчас все выглядит просто ужасно, – говорила тем временем Люси, и Корделия сообразила, что пропустила часть ее речи, – но я просто уверена в том, что скоро все закончится, и твой отец вернется к вам совершенно свободным от всяких обвинений. А тем временем ты побудешь в Лондоне, сможешь тренироваться вместе со мной и – ой! – Люси отняла у Корделии руку и принялась рыться в ридикюле. – Чуть не забыла. Я же прихватила для тебя новую главу «Прекрасной Корделии».
Корделия улыбнулась и постаралась временно выбросить из головы собственные неприятности. «Прекрасная Корделия» – так назывался роман, который Люси начала писать еще в двенадцать лет. Целью его было развлечь Корделию и поднять ей настроение во время продолжительного пребывания в Швейцарии. В романе описывались приключения молодой женщины по имени Корделия, изящной, очаровательной и покорявшей всех представителей сильного пола своей неземной красотой, и красивого мужчины, обожавшего ее, лорда Хоука. К сожалению, они были разлучены, когда Корделию похитили пираты, и с того дня девушка пыталась вернуться к лорду; но на пути к возлюбленному ее ждали захватывающие приключения и многочисленные препятствия в виде привлекательных мужчин, которые сразу же влюблялись в героиню и предлагали ей руку и сердце.
В течение четырех лет Люси каждый месяц, без единого пропуска или опоздания, высылала подруге новую главу, и Корделия, свернувшись перед сном в постели, погружалась в мир фантазии, следила за романтическими приключениями своей выдуманной тезки и ненадолго забывала о реальной жизни.
– Чудесно, – ответила она и взяла сверток. – С нетерпением жду продолжения, ужасно интересно, сумеет ли Корделия вырваться из лап злобного Бандитского Короля!
– Ну, на самом деле, оказалось, что Бандитский Король не такой уж и злобный. Понимаешь ли, он младший сын одного герцога, который всегда… извини, – робко пробормотала Люси, заметив сердитый взгляд Корделии. – Я забыла, ведь ты не любишь, когда тебе заранее все рассказывают.
– Правда, – ответила Корделия и слегка стукнула подругу по плечу рукописью, свернутой в трубку. – Но все равно, спасибо тебе, дорогая моя, я прочту главу сразу же, как только появится свободная минутка. – Она оглянулась. – Скажи мне, разве… то есть, мне тоже очень хочется поболтать с тобой наедине, но ведь это было ужасно невежливо, просить твоего брата отойти от нас?
– Нисколько, – заверила ее Люси. – Взгляни на него. Он весь в своей книге и давно о нас забыл.
Это было правдой. Несмотря на то, что Джеймс, казалось, был всецело поглощен чтением, он неизменно уклонялся от встречных прохожих, перешагивал через камни и упавшие ветки, попадавшиеся на дороге, а один раз даже вполне благополучно разминулся с малышом, катившим обруч, и все это с изяществом и грацией, достойными восхищения. Корделия подумала, что, попробуй она провернуть такой же фокус, ей не избежать столкновения с деревом.
– Тебе так повезло, – прошептала Корделия, не сводя взгляда с Джеймса.
– Это почему же, скажи на милость? – удивилась Люси и уставилась на подругу, распахнув глаза. В отличие от Джеймса с его янтарными глазами, радужные оболочки у Люси были бледно-голубыми, немного бледнее, чем у ее отца.
Корделия резко отвернулась и зашагала вперед.
– О, ну потому… – «Потому, что ты можешь каждый день проводить время в обществе Джеймса?» Она сомневалась в том, что Люси сочтет это необыкновенным подарком судьбы; обычно, когда дело касалось братьев, все было совершенно наоборот. – Он такой любящий, преданный брат. Если бы я попросила Алистера идти в десяти шагах позади меня по парку, он поступил бы ровно наоборот: путался бы у нас под ногами только для того, чтобы меня позлить.
– Пф-ф-ф! – воскликнула Люси. – Разумеется, я обожаю Джеймса, но характер у него совершенно испортился в последнее время – с тех пор, как он влюбился.
Люси могла бы с таким же успехом швырнуть в подругу бомбу. Корделии показалось, что мир рушится, все вокруг разлетается на мелкие кусочки.
– С тех пор как он – что?
– Влюбился, – повторила Люси с видом заправской сплетницы. – Он, естественно, ни за что не назовет ее имя, потому что это же Джейми, он никогда нам ничего не рассказывает. Но отец сразу поставил ему диагноз: он говорит, что это, вне всяких сомнений, любовь.
– Ты говоришь таким тоном, словно речь идет о чахотке. – У Корделии голова шла кругом от неожиданного известия. Джеймс влюблен? Но в кого?
– Ну, между любовью и чахоткой есть что-то общее, верно? Он бледнеет и худеет, стал угрюмым и молчаливым и часто неподвижным взглядом смотрит в окно, словно Китс.
– А разве Китс постоянно смотрел в окно? – Иногда ей было нелегко следить за ходом мысли Люси.
Люси продолжала щебетать, нисколько не задетая вопросом о том, как проводил свои дни самый знаменитый английский поэт-романтик.