Последние Девушки
Шрифт:
Куп начинает что-то говорить, я слышу, как кончик его языка упирается в зубы, когда он открывает рот, собираясь произнести какое-то слово. Но в этот момент открывается входная дверь, и квартиру заполняет голос Джеффа.
– Куинни? Ты дома?
– Я на кухне.
Присутствие Купа Джеффа, конечно же, удивляет, но ему удается мастерски это скрыть. Я замечаю это только по его взгляду, в котором все же проскальзывает недоумение. Ему требуется всего несколько секунд, чтобы оценить ситуацию и понять, что Куп здесь по той же причине, по какой он сам вернулся домой сразу
– Как только об этом сообщили в новостях, я тут же отпросился с работы, – говорит он, открывая холодильник, – пытался с тобой связаться, но все звонки переадресовывались на голосовую почту.
Все потому, что, вернувшись домой, я выключила телефон. К этому моменту в нем, вероятно, накопилось столько пропущенных звонков, непрочитанных СМС и электронных писем, что мне вряд ли когда удастся их разгрести.
Убрав еду и освободив тем самым руки, Джефф обнимает меня и прижимает к себе.
– Ну как ты?
– Она в порядке, – сухо отвечает Куп.
Джефф ему кивает – первый жест, показывающий, что он вообще заметил Купа. Потом поворачивается ко мне.
– Точно?
– Конечно, нет, – отвечаю я. – Мне грустно, мне страшно, и я очень зла.
– Бедная Лайза. Но ведь они уже знают, кто это сделал, да?
Я качаю головой.
– Нет, не знают. Ни кто, ни почему. Знают только как.
Не выпуская меня из объятий, Джефф опять поворачивается к Купу. Моя голова, прижатая к его груди, непроизвольно поворачивается вместе с ним.
– Я рад, что вы, Фрэнклин, в эту минуту были рядом. Уверен, что для Куинни и Сэм это было большим утешением.
– Жаль, что мне не удалось сделать больше, – говорит Куп.
– Вы и без того сделали очень многое, – возражает Джефф, – Куинни повезло, что в ее жизни есть вы.
– И ты, – говорю я, обращаясь к Джеффу, – мне так повезло, что у меня есть ты.
Я теснее прижимаюсь к его груди, ощущая щекой гладкий галстук. Решив, что так я выражаю страдания, – наверное, так оно и есть, – он обнимает меня еще крепче. Я не противлюсь, и тело Джеффа перегораживает мое поле зрения, затмевая фигуру Купа, который смотрит на нас из противоположного угла кухни.
Позже мы с Джеффом, лежа в постели, посмотрели очередной нуар. «Бог ей судья» с Джин Тирни в роли безумной, кровожадной молодой жены. Такой красивой. Такой порочной. По окончании фильма мы включили выпуск одиннадцатичасовых новостей. Внезапно показывают репортаж о деле, которое сейчас ведет Джефф. Профсоюз полицейских устроил пресс-конференцию с вдовой их убитого коллеги, требуя более сурового наказания для тех, кто обвиняется в преступлениях против стражей порядка. Прежде чем Джефф успевает схватить пульт и выключить телевизор, передо мной на долю секунды возникает лицо вдовы – бледное, изборожденное морщинами, обезображенное горем.
– Ну зачем ты, дай посмотреть, – говорю я.
– Мне кажется, тебе надо отдохнуть от плохих новостей.
– Я в порядке, – настаиваю я.
– Точно так же, как Сэм. А заодно и Куп.
Куп
– Я знаю, как тебе сейчас трудно.
– Даже не представляешь.
Я говорю это не в сердцах, это ледяная истина. Джефф не может знать, каково это, когда одного из двух единственных человек, точно таких же, как ты, стерли с лица земли. Он не может знать, как это тоскливо, как страшно, как тяжело.
– Прости, – говорит он, – ты права. Я не знаю. Но я понимаю, почему ты так злишься.
– Я не злюсь, – вру я.
– Злишься.
Джефф на мгновение умолкает, и я напрягаюсь, зная, что он собирается сказать что-то такое, чего мне не хочется слышать.
– И раз ты уже и так злишься, лучше сообщу тебе прямо сейчас, что мне опять придется съездить в Чикаго.
– Когда?
– В субботу.
– Ты же только что оттуда вернулся.
– Понимаю, это страшно некстати, – отвечает Джефф, – но в деле появился новый свидетель со стороны защиты.
Я смотрю на погасший экран телевизора и будто вновь вижу перед собой вдову убитого полицейского.
– А, ясно, – говорю я.
– Это двоюродный брат того парня, – продолжает Джефф, хотя у меня нет никакого желания слушать подробности, – он священник. Они вместе выросли, их вместе крестили. Он может здорово помочь защите.
Я поворачиваюсь на бок и упираюсь взглядом в стену.
– Он убил полицейского.
– Предположительно, – отвечает Джефф.
Я думаю о Купе. Что если бы его вот так застрелили? Что если бы клиент Джеффа убил Лайзу? Я бы так же притворно радовалась, что какие-то детали, рассказанные кузеном-священником, помогут сократить ему срок? Определенно нет. Хотя Джефф, судя по всему, именно этого и ждал бы.
– Ты ведь знаешь, что он почти наверняка виновен? – спрашиваю я. – Что, как все и думают, он застрелил того детектива?
– Это решать не мне.
– Разве?
– Ну конечно! – восклицает Джефф, тоже начиная раздражаться. – В чем бы его ни обвиняли, он, как и любой другой, имеет право на достойную защиту.
– Но как ты сам думаешь: виноват он или нет?
Я немного приподнимаюсь и через плечо смотрю на Джеффа. Он по-прежнему лежит на спине, заложив руки за голову и уставившись в потолок. Потом моргает, и по мимолетному трепетанию его век я понимаю: да, он знает: его клиент виновен.
– Я не дорогущий защитник по уголовным делам, – говорит он, как будто это его в какой-то степени оправдывает, – я не разбогатею, представляя матерых убийц. Я просто поддерживаю основополагающие принципы американской судебной системы. Каждый имеет право на честный беспристрастный суд.