Последние дни Гитлера. Тайна гибели вождя Третьего рейха. 1945
Шрифт:
Так, через Шверина фон Крозига и Зельдте, так же как через Керстена и Вульфа, Шелленберг непрерывно подстрекал Гиммлера отдалиться от Гитлера, низложить его, а если потребуется, то и убить, и немедленно начать переговоры с Западом. Естественно, как всякий человек из плоти и крови, уверенный в своих дарованиях и оторванный от реальности, Шелленберг был уверен, что с каждой новой попыткой он все ближе и ближе подбирается к намеченной цели. Но реальность была абсолютно иной. Гиммлер по-прежнему проявлял упрямую нерешительность, разрываясь между верностью и сомнением. В полночь он велел принести шампанского, чтобы выпить за здоровье фюрера в день его рождения. Услышав этот приказ, Шелленберг покинул дом Гиммлера. В такой церемонии он участвовать не мог. Он поехал в Гарцвальде, в имение своего союзника Керстена, где продолжил свои отчаянные, нескончаемые махинации.
Глава 4
Кризис и решение
20 – 24 апреля
20 апреля у Гитлера был день рождения; Геббельс напомнил немцам об этом факте в своем выступлении по радио, призвав их слепо верить в фюрера и звезды, которые вместе выведут страну из нынешних трудностей. На этот день Гитлер планировал уехать в Оберзальцберг и оттуда, из пещеры Барбароссы, руководить сражениями на южном фланге. Десять дней назад в Оберзальцберг были посланы слуги подготовить дом к приему фюрера [143] . Но за эти десять дней катастрофа следовала за катастрофой. «Всю неделю, – писал Шверин фон Крозиг, – в Берлин непрерывным потоком прибывали вестники Иова». Германия была почти полностью захвачена. Лишь узкий коридор отделял американцев, форсировавших Эльбу, от русских, преодолевших Одер и Нейсе и угрожавших одновременно Дрездену и Берлину. На севере британцы вошли
143
Показания Артура Канненберга.
Ставка Гитлера размещалась в имперской канцелярии, огромном мавзолее, который был построен для того, чтобы внушать трепет марионеточным царям и возвеличивать немецкую гордость. Огромные помещения, сложенные из глыб порфира и мрамора, внушительные двери и массивные канделябры – все это теперь было никому не нужно и быстро разрушалось от взрывов и пожаров. Никаких кабинетов и учреждений в имперской канцелярии уже не было, уцелевшие строения использовались как командные пункты и господствующие высоты. Однако под зданием старой канцелярии и под садом был за время войны на глубине 8 метров выстроен подземный бункер. Войти в бункер можно было через канцелярию по лестнице, проходившей через продуктовый склад. У подножия этой лестницы находилось узкое пространство, окруженное тремя герметичными водонепроницаемыми переборками. Одна из этих переборок перекрывала путь в склад – проход Канненберга [144] , как шутя называли этот путь (Канненберг был дворецким Гитлера). Вторая переборка прикрывала выход на наружную лестницу, выходившую в сад министерства иностранных дел; третья лестница вела в бункер [145] . Сам бункер был разделен на две части. Первая состояла из двенадцати комнат, каждая размером не больше вместительного буфета – по шесть с каждой стороны центрального прохода. Здесь размещались чуланы и комнаты прислуги, а кроме того, находилась Di"atk"uche, вегетарианская кухня, где готовили блюда для Гитлера. В конце главного прохода, который теперь использовали как общую столовую для обитателей бункера, начиналась еще одна лестница, ведущая еще ниже, в следующий, больший нижний бункер. Это был личный бункер Гитлера, F"uhrerbunker, сцена, на которой разыгрывался финальный акт нацистской мелодрамы. Несмотря на ограниченную площадь, там вполне хватило бы места для постановки некоторых вещей Никола Буало.
144
Kannenberggang.
145
План бункера см. на с. 207.
Бункер фюрера состоял из восемнадцати тесных, неудобных комнат и центрального прохода. Не могло быть большего контраста, чем контраст между египетской громадностью помещений новой имперской канцелярии, для пересечения которой трепещущим послам требовалась целая вечность, и этими жалкими подземными норами, в которых карликовый двор продолжал воздавать раболепные почести своему фюреру. Перегородка делила центральный проход на две части. С ближней от перегородки стороны находилась комната отдыха, откуда можно было попасть в служебные отсеки и караульное помещение, на телефонную станцию и на аварийную электростанцию. За перегородкой находилась святая святых. Здесь центральный проход становился конференц-залом, где Гитлер проводил совещания ставки. Левая дверь вела в отсек, состоявший из шести комнат, – в личные апартаменты Гитлера и Евы Браун. На половине Евы Браун были жилая комната, совмещавшая гостиную и спальню, ванная и гардеробная; на половине Гитлера была спальня и рабочий кабинет. Шестая комната выполняла функцию прихожей. Две других двери слева вели в маленькую «картографическую комнату», где проводились небольшие совещания, и в узкий пенал, известный под названием «собачий бункер» [146] , в котором теперь помещались офицеры, охранявшие фюрера. В конце «собачьего бункера» начиналась лестница, выходившая на неоконченную бетонную наблюдательную вышку. Справа в проходе находились помещения, которые занимали врачи, Морель и Штумпфеггер, а кроме того, здесь же находился кабинет первой помощи доктора Штумпфеггера. В начале апреля Гитлер приказал Штумпфеггеру открыть перевязочную в канцелярии, так как стали возможны ранения. Штумпфеггер перенес в имперскую канцелярию свои хирургические инструменты из Хоэнлихена. Эта перевязочная находилась не в бункере, а в подвале новой канцелярии. Операционная в бункере фюрера предназначалась для одного Гитлера.
146
Hundebunker.
В конце прохода находилась дверь, ведущая в маленькую прихожую, где располагалась гардеробная, откуда наверх вели четыре бетонные лестницы. Это был запасный выход.
Помимо бункера фюрера, были и другие подземные убежища, расположенные в подвалах комплекса правительственных зданий. Так, существовал бункер партийной канцелярии, где жил Борман со своим штабом, а также обслуживающий персонал и эсэсовская охрана. В третьем бункере размещался бригаденфюрер СС Монке, комендант имперской канцелярии, и его подчиненные. Геббельс и его штаб укрывались в подвалах министерства пропаганды. Из всех этих укрытий офицеры и чиновники ежедневно ходили в бункер фюрера на продолжительные совещания, проходившие в узком центральном проходе. Йодль и Кейтель приезжали сюда из штаба Верховного командования вермахта – из Цоссена или Потсдама, вместе с новым начальником штаба, так как Гудериан был с этого поста смещен. Как и его предшественники, он не смог приспособиться к вдохновенной стратегии фюрера, и 30 марта, после череды бурных сцен, принял предложение Гитлера уйти в отставку из-за болезни сердца. На посту начальника штаба Гудериана сменил Ганс Кребс. Кребс долгое время был военным атташе в Москве. Способный, но поденщик по натуре, «гладкий приспособленец», по выражению Шпеера, угодник Гитлера и близкий друг Бормана, он исповедовал фундаментальный национал-социализм, и последним его действием как эмиссара издыхающего нацизма станет поездка к его бывшим русским друзьям.
Тогда, 20 апреля, в этот подземный бункер пришли обычные и не совсем обычные визитеры, чтобы принести свои по большей части неискренние поздравления по случаю дня рождения фюрера. Начиная с полудня гости приходили и уходили, а весь день был занят приемами, речами и совещаниями. Несмотря на катастрофическое положение, все гости отметили, что фюрер выглядит очень уверенно. Он все еще верил, что у стен Берлина русские потерпят свое самое сокрушительное поражение. В саду канцелярии Гитлер принял делегацию мальчиков из гитлерюгенда, которых привел Артур Аксман, и в присутствии Гиммлера, Геринга и Геббельса (в саду не было взрослых солдат, чтобы они не затмили юных воинов) поблагодарил их, вручив награды за их подвиги в этой последней, решающей битве. После этого Гитлер удалился в маленький конференц-зал, где по очереди принял Дёница, Кейтеля и Йодля. Остальные выстроились в центральном проходе, и Гитлер, подходя к ним по очереди, пожимал руки и поговорил с каждым. С Кейтелем он был особенно любезен. «Я никогда вас не забуду, – сказал он. – Я никогда не забуду, что это вы спасли меня после покушения и что это вы помогли мне выбраться из Растенбурга [147] . Это было правильное решение и правильное действие для того момента». Среди прочих гостей на этой последней церемонии присутствовали Борман, Риббентроп и Шпеер.
147
20 июля 1944 года после взрыва бомбы Гитлер упал на руки подбежавшего Кейтеля (см. с. 88, 125).
После приемов началось совещание. Главный вопрос, который на нем обсуждали, касался непосредственной угрозы географической целостности рейха. Через несколько дней, а возможно, и часов последний путь на юг будет перерезан. Перенесет или не перенесет Гитлер свою ставку на юг, куда уже переехали или переезжают все штабы и министерства? Советники были единодушны в том, что кольцо русских армий вокруг Берлина неминуемо скоро сомкнется. Если Берлин окажется в окружении, то вырваться из него будет невозможно. Единственная альтернатива – немедленно уезжать в Оберзальцберг, пока дорога туда открыта. Другого случая уже не будет. Геринг и Кейтель, Гиммлер и Борман, Геббельс, Кребс и Бургдорф – все
148
На самом деле переговоры о безоговорочной капитуляции немецких войск в Италии вел преемник Кессельринга в Италии генерал Фитингхоф и генерал СС Вольф, но первые шаги в этом направлении были предприняты Кессельрингом еще до его перевода. Кессельринга и Шернера считали «гитлеровскими фельдмаршалами».
После конференции гости вышли из бункера, и длинные вереницы грузовиков и самолетов начали покидать Берлин в общем направлении на Оберзальцберг. Среди тех, кто улетал из Берлина, были высшие командиры люфтваффе. Улетали они с чувством невероятного облегчения. По крайней мере, в Оберзальцберге они будут избавлены от нескончаемых оскорблений, невозможных приказов и яростных обвинений, которыми Гитлер теперь реагировал на каждую их неудачу. «Надо расстрелять парочку офицеров люфтваффе! – мог он крикнуть какому-нибудь оправдывающемуся генералу. – И тогда все сразу изменится!» «Весь штаб люфтваффе надо повесить!» – орал Гитлер дрожащему генералу Коллеру и яростно швырял трубку на рычаг. Люфтваффе действительно терпели полный крах, и ничто теперь не могло исправить последствия этого краха. Берлин покинул и создатель люфтваффе, виновник краха Герман Геринг. Он покинул своего фюрера вечером 20 апреля. Прощание было ледяным. Они больше ни разу не встретились. Геринг оставил в Берлине двух своих старших офицеров для связи со ставкой фюрера: генерала Коллера, начальника штаба, и генерала Кристиана, начальника оперативного отдела [149] . Генерал Кристиан был молодым человеком, сделал головокружительную карьеру после того, как женился вторым браком на секретарше Гитлера фрейлейн Герде Дарановски; после этого он стал вхож в ближайшее окружение фюрера. Генерал Коллер был не так молод, не так успешен и не так талантлив. Именно на его голову постоянно обрушивались оскорбления и угрозы Гитлера, которые он, будучи добросовестным старым офицером, нервным и воспитанным аристократом, бесконечно и бесплодно отвергал. Тем не менее он является весьма ценным источником в нашей запутанной и сложной истории, так как аккуратно вел дневник.
149
Должность Кристиана называлась Chef Luftwaffenf"uhrungsstab. Коллер и Кристиан дали показания о событиях, в которых непосредственно участвовали.
Еще одним человеком, покинувшим бункер в ночь после дня рождения Гитлера, был Альберт Шпеер. В течение многих недель Шпеер выполнял свой план спасения германской промышленности – германских заводов и путей сообщения от разрушения их по приказу партийных бонз. Везде его преданные техники, промышленники и директора получили приказ спокойно ждать, когда фронт прокатится через их предприятия. Они должны были оставаться на своих местах и, когда стихнут боевые действия, восстанавливать производство уже под контролем союзников [150] . Шпеер приехал в Берлин 20 апреля не только для того, чтобы поздравить Гитлера с днем рождения. Он хотел отстоять свое дело, единственное дело, которое теперь его занимало, – дело спасения не германского правительства, не германской армии или нацистской партии, а спасения материального наследия немецкого народа. За неделю до 20 апреля он написал речь, которую собирался, при благоприятном стечении обстоятельств, произнести по радио, обратившись непосредственно к немецкому народу. Теперь, когда война неумолимо катилась к концу, он опасался преднамеренного всеобщего уничтожения, которым партия возвестит о своей гибели. В этой речи Шпеер собирался сказать, что война проиграна, и приказать немцам в целости и сохранности передать союзникам заводы и фабрики, концентрационные лагеря вместе с заключенными. Он собирался приказать вервольфам немедленно прекратить сопротивление и саботаж. Через несколько дней, так и не произнеся своей написанной речи, Шпеер посетил армии к востоку от Берлина и предложил их командующим при отступлении обойти Берлин с севера и с юга, не ввязываясь в оборонительные бои за город, уменьшив, таким образом, масштабы разрушений и предоставив Гитлера его судьбе. Теперь Шпеер был убежден в том, что должен хранить верность только и исключительно немецкому народу, и чем скорее умрет Гитлер, тем лучше. В то же время Шпеер предложил генералам при отступлении захватить радиостанцию «Вервольф» в Кёнигс-Вустерхаузене. Можно предположить, что именно оттуда Шпеер собирался зачитать свою речь. Генералы согласились с его предложениями. Теперь, 20 апреля, он приехал в Берлин для того, чтобы убедить Геббельса отменить приказ о взрыве сотни мостов в районе Берлина; этот взрыв надолго парализовал бы снабжение огромного города продовольствием. Геббельс прислушался к аргументам Шпеера и согласился с тем, чтобы фольксштурм сражался в пригородах, а не в самом Берлине. Это решение было доложено Кребсом Гитлеру, и тот его утвердил.
150
Рассказ Шпеера о его деятельности подтверждается показаниями Коллера и Карла Кауфмана, гаулейтера Гамбурга.
Достигнув успеха, Шпеер отбыл в Гамбург. Намерение произнести речь на радиостанции «Вервольф» уже не казалось ему удачным, и он разработал альтернативный план. В Гамбурге Шпеер встретился со своим другом, гаулейтером Кауфманом. Вместе они продумали меры по сохранению предприятий и мостов в Гамбурге. Потом Шпеер рассказал Кауфману о речи, текст которой лежал у него в кармане. Кауфман одобрил и план, и текст. Они согласились на том, что Шпеер запишет свое выступление в студии Гамбургской радиостанции. В подземной студии Шпеер неохотно представил текст своей изменнической речи двум незнакомым чиновникам. Прежде чем начать, он сказал им, что они должны оценить его речь во время ее прослушивания, а потом решить, сохранить или уничтожить запись. Сотрудники радиостанции прослушали речь с непроницаемыми лицами, и так как они ничего не сказали, то Шпеер забрал готовую запись и отдал ее Кауфману. Гаулейтеру Шпеер сказал, что выпустить речь в эфир можно будет, если с ним (Шпеером) что-нибудь случится – если вервольфы, которых он боялся, его убьют или если Гитлер, узнав о речи, прикажет его расстрелять. В ином случае речь можно будет передать в эфир после смерти Гитлера, ибо даже теперь Шпеера удерживала клятва на личную верность тирану, катастрофической политике которого Шпеер сейчас сопротивлялся, но не мог при этом забыть его покровительства. Даже теперь он не мог заставить себя противиться в политике человеку, которому, как он считал, до сих пор доверяет немецкий народ [151] . Речь Шпеера не была направлена против Гитлера лично, но против тех безымянных нацистов, которые продолжат политику уничтожения материальных ценностей после того, как Гитлер погибнет в Берлине. Но не только это сдерживало Шпеера. Скоро мы познакомимся с еще одной, еще более любопытной историей его расщепленного сознания.
151
Я взял эти сведения из ранних высказываний Шпеера на эту тему. Год спустя, в Нюрнберге, Шпеер придерживался несколько иной версии. Он объяснил свое требование выпустить речь в эфир после смерти Гитлера тем, что сотрудники радиостанции сами были связаны клятвой на верность Адольфу Гитлеру.