Последние дуэли Пушкина и Лермонтова
Шрифт:
Однако эта самая «Чёрная шаль» едва не привела к поединку…
В. П. Горчаков вспоминал:
«…В то утро много было говорено о так названной Пушкиным Молдавской песне “Чёрная шаль”, на днях им только написанной. Не зная самой песни, я не мог участвовать в разговоре; Пушкин это заметил и по просьбе моей и Орлова обещал мне прочесть её; но, повторив вразрыв некоторые строфы, вдруг схватил рапиру и начал играть ею; припрыгивал, становился в позу, как бы вызывая противника. В эту минуту вошёл Друганов. Пушкин, едва дав ему поздороваться с нами, стал предлагать ему биться, Друганов отказывался. Пушкин настоятельно
– Так что ж, – прервал Пушкин с быстротою молнии, вспыхнув сам, как зарница, – это не значит, что я ослеп.
Сознание моё, что это замечание придирчиво, что оно почти шутка, погасило мгновенный взрыв Пушкина, и мы пожали друг другу руки. При этом Пушкин, смеясь, начал мне рассказывать, как один из кишиневских армян сердится на него за эту песню.
– Да за что же? – спросил я.
– Он думает, – отвечал Пушкин, прерывая смехом слова свои, – что это я написал на его счёт.
– Странно, – сказал я и вместе с тем пожелал видеть этого армянина – соперника мнимого счастливца с мнимой гречанкой.
И, Боже мой, кого ж я увидел, если б вы знали! самого неуклюжего старичка, армянина, – впоследствии общего нашего знакомца, Артемия Макаровича, которым я не могу не заняться.
– Да, оно, конечно, – говорил Артемий Макарович, – оно, конечно, всё правда, понимаю; да зачем же Пушкину смеяться над армянами! Каково покажется: “Чёрная шаль”, эта драматическая песня, выражение самой знойной страсти, есть насмешка над армянами! Но где тут насмешка и в чём, кто его знает!
А между тем тот же Артемий Макарович под влиянием своих подозрений, при толках о Пушкине, готов был ввернуть своё словцо, не совсем выгодное для Пушкина, и таким-то образом нередко Пушкин наживал врагов себе…»
Сначала Пушкин назвал стихотворение «Молдавской песней», но затем всё же решил – это «Чёрная шаль».
Ну а вызов Пушкиным на дуэль егерского штабс-капитана Ивана Друганова, который служил адъютантом генерала М. Ф. Орлова, удалось расстроить и противников примирить.
Национальное качество – подлость
Вторая кишинёвская дуэль намечалась с тем человеком, национальное качество которого – подлость, то есть с соотечественником будущего убийцы поэта, с отставным французским офицером Дегильи.
Дегильи был слабохарактерным человеком, и жена вертела им как хотела. К тому же француз был несколько трусоват, как, впрочем, и большинство его соотечественников. Ну и тоже национальная особенность – подлость – была его непременным качеством.
Пушкин, заметив, что Дегильи находится полностью под каблуком у жены, высмеял его, что привело француза в негодование. Посыпались оскорбления в адрес поэта, чего тот, конечно же,
Последовал вызов на дуэль.
Дегильи, поскольку у него не было, как впоследствии у Дантеса, кольчуги, да и не могло быть, драться отказался. Мало того, стал жаловаться всем подряд в кишинёвском обществе, что Пушкин хочет его убить.
Отказ от поединка в ту пору был делом неслыханным. 6 июня 1821 года Пушкин, который прекрасно рисовал, написал Дегильи жёсткое письмо, где не только называл его трусом, но и нарисовал карикатуру.
Ну а письмо было очень и очень резким. Пушкин гневно писал:
«К сведению г-на Дегильи, бывшего французского офицера. Недостаточно быть трусом, нужно ещё быть им в открытую.
Накануне паршивой дуэли на саблях не пишут на глазах у жены слёзных посланий и завещания; не сочиняют нелепейших сказок для городских властей, чтобы избежать царапины; не компрометируют дважды своего секунданта.
Всё то, что случилось, я предвидел заранее и жалею, что не побился об заклад.
Теперь всё кончено, но берегитесь.
Примите уверение в чувствах, какие вы заслуживаете.
6 июня 1821.
А потом прибавил постскриптум:
«Заметьте ещё, что впредь, в случае надобности, я сумею осуществить свои права русского дворянина, раз вы ничего не смыслите в правах дуэли».
Пушкинист Яков Аркадьевич Гордин пояснил фразу «осуществить свои права русского дворянина» следующим образом:
«Дворянин не имеет права вмешивать государство – городские власти – в дуэльные дела, то есть прибегать к защите закона, запрещающего поединки.
Дворянин не имеет права опускаться на недворянский уровень поведения.
Опускаясь на подобный уровень, он лишает себя права на уважительное, хотя и враждебное поведение противника, и должен быть подвергнут унизительному обращению – побоям, публичному поношению. Он ставится вне законов чести… И не потому, что он вызывает презрение и омерзение сам по себе, а потому главным образом, что он оскверняет само понятие человека чести – истинного дворянина.
Отказ дворянина от дуэли представляется… пределом падения, несмываемым позором».
И ещё один момент….
Поединок на саблях Пушкин упомянул неслучайно. Ему уже приходилось иметь дело не только с холодным оружием, но и с иными видами огнестрельного, когда вызвал на дуэль тоже француза, из эмигрантов.
Барон де С…, по праву вызванного, мог выбрать оружие, но зная, что Пушкин прекрасно стреляет из пистолета, предложил поединок с использованием ружей.
Благодаря такому выбору, который рассмешил секундантов и заставил, в конце концов, улыбнуться противников, удалось достичь примирения сторон. Дуэль не состоялась.
Завтрак под дулом пистолета
Вспыльчивый характер Пушкина и его щепетильность нередко приводили к ссорам. Особенно щепетилен поэт был в отношениях с военными. Воин в душе и отважный воин, что он доказал участием в Русско-турецкой войне 1828–1829 годов, он неуютно чувствовал себя в штатском мундире, когда рядом были бравые военные. И, видимо, это заставляло его болезненно реагировать на неосторожное словцо или острую шутку, которой порой отпустивший её и не стремился задеть поэта.