Последние годы Сталина. Эпоха возрождения

Романенко Константин Константинович

Такое же психологическое воздействие распространялось и на население самого Советского Союза. В докладе К. Клиффорда 24 сентября 1946 года подчеркивалось: «В самых широких масштабах, какие потерпит Советское правительство, мы должны доставлять в страну книги, журналы, газеты и кинофильмы, вести радиопередачи на СССР».

На первый взгляд казалось вполне, невинным и далеким от проблем дня появление в СССР американских киносказок, демонстрирующих «безбедность» заграничной жизни под веселенькие мелодии песенок голливудских див. На театральных подмостках шли пьесы англо-американских писателей, а издательства охотно

печатали произведения западных авторов. Бойкие джазовые ритмы становились все более популярными в молодежной среде, и у многих людей складывалось впечатление о безоблачной жизни в «сказочно богатой» Америке. Но, как показал впоследствии развал социалистической системы, то были опасные «развлечения».

«Холодная война» пришла с Запада, и ее дыхание первыми ощутили сами американцы. После победы 1945 года страх перед «наступлением коммунизма» породил русофобию. В ноябре 1946 года президент Трумэн издал указ № 9806 об учреждении временной президентской комиссии по проверке лояльности государственных служащих.

Преобразованная позже в постоянное управление комиссия занялась проверкой политической благонадежности «более двух с половиной миллионов американцев». Тысячи людей, обвиненных в «антиамериканизме», были уволены с государственной службы. «Антиамериканизм» подразумевал просоветскую настроенность граждан. Начавшаяся «охота на ведьм» наложила мрачный отпечаток на историю Америки: в числе других неблагонадежных был подвергнут допросам и лишен постов «отец атомной бомбы» Роберт Оппенгеймер, эмигрировал из США Чарли Чаплин, кончили жизнь на электрическом стуле супруги Розенберг.

Конечно, жизнь в стране, перенесшей все ужасы и тяготы войны, была не такой безоблачной, как на американских кинолентах. Зима 1945 года в Москве была теплой и мокрой, с гриппом и насморком, и как закономерное наследие военного лихолетья, в городе усилилась преступность. Дочь Сталина писала отцу 1 декабря:

«…Последние полмесяца стали жутко грабить и убивать по ночам какие-то бандиты и хулиганы… Сегодня мне сказали, что ходит слух, что «Сталин вернулся в Москву и издал приказ ликвидировать бандитизм и воровство к Новому году».

Социальная и бытовая неустроенность давали питательную почву для критики состояния общества, и часть пишущей интеллигенции плотоядно эксплуатировала эти темы. На фоне сложного положения страны, после разрушений и тягот, перенесенных в результате войны, они создавали иллюзию превосходства Запада.

Сталин как никто остро почувствовал опасную подоплеку наивного восприятия «заграницы». Примитивные представления простодушных людей подкреплялись рассказами о процветающей Европе, не знающей сурового климата, и трофейными вещами, привезенными из похода на Берлин. В условиях начавшегося идеологического противоборства Запада против СССР Вождь должен был отреагировать на такие тенденции.

В атмосфере обострявшегося противостояния двух социальных систем он не мог не уделить внимание вопросам пропаганды и агитации. 13 апреля 1946 года Сталин подверг критике так называемые толстые журналы, назвав «самым худшим» московский «Новый мир». Однако летом при рассмотрении этих вопросов на заседании Оргбюро 9 августа 1946 года критика распространилась в основном на ленинградские журналы. Первый секретарь Ленинградского обкома и горкома П. Попков под нажимом Маленкова

признал, что второй секретарь горкома Я. Капустин превратил «Звезду» в свою вотчину.

В. Кожинов высказывает мнение, что критика, прозвучавшая в постановлении 1946 года, была направлена не на публикуемых в журналах авторов, а против бывших ленинградских руководителей Жданова и Кузнецова. Возможно, Кожинов и прав, но безусловно, что Сталин был далек от этих меркантильных интриг своего окружения. Поэтому не согласимся даже с великолепным Вадимом Кожиновым.

Когда историки и политологи рассуждают о борьбе с космополитизмом или о мелких фигурах выходцев из среды украинской интеллигенции вроде лукаво паяцствующего Зощенко и примыкавшей к акмеизму Ахматовой (настоящие имя и фамилия Анна Горенко), они вырывают эту акцию из общего временного и логического контекста. При этом умышленно не называются ни сочинитель бытовой пародии на поэму А.С. Пушкина «Евгений Онегин» некий Хазин, ни другие авторы, ставшие объектом партийной критики.

Конечно, сами фигуры критикуемых авторов ничего значительного из себя не представляли. Ни как «литераторы», ни как носители той или иной идеологии. Выделенные постановлением ЦК персоны являлись лишь пылью в струе ветра «холодной войны», уже вползавшей в страну через «окно в Европу». Но пылью опасной, как невидимое излучение радиации.

Дети оттепели объясняли события, связанные с критикой ленинградских журналов, как некий удар по свободе и творческой интеллигенции. В новом столетии, связав эти события с последовавшей в 1949 году кампанией против «безродного космополитизма», либеральные критики Вождя наконец-то вывалили на свет то, что долго тайно держали за зубами.

Пожалуй, наиболее откровенно эту неолиберальную мысль сформулировал профессор МГИМО Сироткин. В книге «Сталин. Как заставлять людей работать» он пишет: «Сталин всегда был антисемитом…Уже в конце 1947г., еще при Жданове, в печать был запущен термин «космополитизм» (позднее он станет еще безродным). Затем началось противопоставление «патриотов» и «безродных космополитов».

Этот вывод Сироткин предваряет заявлением: «На практике Сталин начал антисемитскую кампанию…»

Нет, господин, профессор, Вождь не начинал «антисемитскую кампанию»! Он не намеревался стрелять из пушек по воробьям и не собирался уничтожить свободу слова и печати. Он преследовал совсем иные цели. И началась эта кампания не в 1947, а еще в 1946 году, с разгрома «ленинградских журналов»!

Именно тогда Сталин, кстати, как и накануне войны, снова четко обозначил смысл национальной идеи, которую до сих пор не могут сформулировать российские идеологи. Имя этой национальной идеи — Патриотизм! То есть — любовь к Родине!

(Смысл русских слов понимать надо, господин профессор. Кстати, почему вместо определения «антисемитом» вы не выбрали слово «антисионистом»?)

Космополитизм оттого и назывался «безродным», что он отторгал любовь к Родинекак уважение к национальным приоритетамстраны. И то, что под каток идеологии попала какая-то часть евреев, не было умышленным актом. Впрочем, забегая вперед, сошлемся на слова мудрого еврея Лазаря Моисеевича Кагановича, члена ЦК партии того времени, сказанные уже в смутные 90-е годы: