Последние каникулы
Шрифт:
Мы наговорили молодежи кучу ерунды, используя не столько свои скудные познания в английском, сколько произношение характерных звуков, почерпнутых у американских президентов.
— Я есть немножко иностранец, — твердил я.
— Гитлер капут! — вторил мне Женя.
Но на пацанов наши откровения производили неблагоприятное впечатление.
— Понаехали тут, говнюки, — пробурчал
— Я-я! Мы долго ехать, — подыграл ему Женя.
Затем мы попытались давать различные советы относительно ремонта двигателя внутреннего сгорания, но молодёжь только продолжала ругать нас и раздражалась всё сильней. Тогда я, находясь в импровизационном экстазе, сообщил:
— Мой привёз в СССР много одежда. Garment [2] . — Вспомнилось как нельзя кстати нужное слово из школьной программы, которое самими англичанами практически не употребляется.
— И много жвачка, — подхватил Женя.
— Мы можем сходить в наша комната и принести вам много garment and chewing gum [3] , — сказал я, а про себя подумал: «Надо же, сколько я знаю английских слов!»
2
Garment (англ.) — одежда
3
chewing gum (англ.) — жевательная резинка
Предложение понравилось пацанам, и лёд в наших отношениях сразу начал таять. Но тут вдруг появился «Шурик». Он заметил нас, и ему почему-то померещилось, что у его советских товарищей возникли проблемы. И даже более того — что он может их разрешить. Если первое ещё хоть как-то соответствовало действительности, то во втором он сильно заблуждался.
— Всё карасо, — объявил он аудитории, словно ведущий на массовом сеансе гипноза. — Это мои русские друзья — Зеня и Сереза. Они — оцень каросие ребята.
Он вложил в свою короткую речь всю убедительность, на какую только был способен.
— Что он говорит? —
— Русский водка, — пояснил я громко, чтобы все слышали. — Наш переводчик много пить сегодня.
— Нет-нет! Я не пью! — сопротивлялся чуть теплый «Шурик», и его пришлось увести со сцены за шкирку.
— Мы пошли за garment, — крикнул напоследок Женя, не давая молодым бычкам прийти в себя.
Только когда дверь гостиницы захлопнулась за нами, мы почувствовали себя в полной безопасности. Адреналин бурлил в крови и выплёскивался через край, и мы, наконец, решили, что на сегодня достаточно приключений.
Настал долгожданный день, когда «китайцы» уехали. Наши карманы пополнились честно заработанными рублями, а жизнь становилась всё лучше и веселей. Через два месяца, когда и диплом, и всё остальное, с ним связанное, были уже позади, Юра рассказал нам о развязке «китайской истории».
Состоялся ответный визит «сибиряков» в Китай, где они подписали окончательный вариант договора. Не трудно догадаться, какому прессу подверглись там Остап и компания, потому что привезённая ими из Поднебесной бумажка привела в ужас главного бухгалтера «уважаемой организации». А вслед за ним — и любимую партию. За вагон пуховок «сибиряки» собирались отдать чуть ли не половину тайги, а этого даже КПСС допустить не могла. Договор аннулировали, тайгу спасли. До поры, до времени.
Остап полетел с должности, и его с позором исключили из рядов. Сегодня он — один из известных олигархов. Юра, когда развалился комсомол, уехал в деревню и прикупил себе небольшую ферму, где и по сей день разводит поросят на радость жителям близлежащих городов. А мы с Женей так и не стали инженерами, несмотря на отличные оценки за свои досрочные «дипломы» и многократные повестки из прокуратуры за неявку по месту распределения. Потому что уже настала другая эпоха, и все эти технические штучки-дрючки оказались ей категорически не нужны.
Сергей Боровский
Москва, 2007