Последние Каролинги
Шрифт:
Эта легенда имела большой успех. Она в некоторой степени снимала обвинения в узурпации с династии Капетингов, ей пророчили долгое будущее и выставляли ее основателя в самом благоприятном свете. На это предсказание ссылаются в «Хронике Сен-Дени» и хронике Гильома де Нании, чтобы подтвердить, что коронация Гуго Капета была вполне законной. Впрочем, начиная с XIII века, французские хронисты успокоили свою совесть, заметив, что династия Карла Великого вновь оказалась на престоле благодаря браку Изабеллы Фландрской и Филиппа Августа. Ведь Изабелла являлась дочерью Балдуина. графа Эно, который считал, что его род происходит от дочери Карла Лотарингского. В XIV веке Жан д'Ипр заинтересовался приходом Капетингов
Начиная с нового времени, представления об избрании Гуго Капета изменились. Даже благоприятно настроенные авторы перестали опираться на предсказание святого Валерия и принялись искать другие аргументы.
В XVI столетии мы видим только двух авторов, неприязненно настроенных к Гуго Капету – это Робер Гаген и Хотман. Первый прямо называет Гуго Капета узурпатором и заявляет, что тот сумел заполучить королевство лишь благодаря предательству. Хотман, утверждавший, что во Франции всегда существовал Большой совет, который мог выбирать и низлагать королей, заявляет, что Гуго Капет, чтобы расположить к себе знать, установил право на наследование фьефов, Хотман серьезно заявляет, что это было посягательство на прерогативы Большого совета, который, разумеется, существовал только в его воображении. Однако историков, настроенных положительно по отношению к капетингской династии, было гораздо больше.
В это время начинают приписывать падение Каролингов патриотическим причинам и оскорбленному национальному чувству, которое обернулось против этой германской династии. Спустя три столетия Опостен Тьерри вновь вернулся к этому тезису, развив его.
Жирар дю Айян, возможно, был первым, кто его поддержал. Он писал: «Французы питали страшную ненависть к Карлу из-за того, что он всегда находился в партии германцев, заклятых врагов французов, а также потому, что он был скверным государем для своих подданных».
Папир Массон и Николя Винье выражали те же мысли, почти в то же время и почти теми же словами.
Франсуа Бельфорс пошел дальше. Он видел в приходе к власти Гуго Капета конец правления «германцев* и воз-. вращение «галлов». Эти суждения в XVII веке были приняты Сципьоном Дюплейксом, а особенно Мезереем, который писал: «Войны, которые долгое время распаляли смелость французских кельтов в отношении германцев, сделали для них ненавистным этот народ и всех тех, кто поддерживал их интересы. Вот почему Карл, все время искавший почестей в Германии, даже поднявший оружие против своей родины и с помощью интриг германцев на какой-то момент провозгласивший себя королем в ущерб своему брату Лотарю, тем самым навлек на себя гнев французов, опасавшихся стать вассалами германцев».
К середине XVII века споры оживились и приняли черты национальной вражды. Жак Шиффле, писатель на жаловании у испанцев, взялся доказать, что Филипп IV происходит от Хлодвига и Карла Великого через королей Италии, графов Бургундских и королей Испании. Шиффле начал с того, что обнаружил (совершенно обоснованно), что Гуго Калет не имеет никакого отношения к потомкам Карла Великого, к коим его причисляла добрая часть французских ученых. Соответственно, он считал, что Гуго заполучил престол незаконно, «коварством и хитростью». Шиффле дошел до того, что обвинил его в злодейском истреблении династии Карла Великого, Не стоит и говорить, подобные утверждения Шиффле вызывали бурный гнев у французских историков, гнев которых вызван не только вопросами науки, но и национальными интересами.
В то время самые ничтожные генеалогические вопросы имели колоссальное значение. Государи позволяли себе на этой основе объявить войну
Таким образом объясняется волнение, порожденное научными рассуждениями Шиффле. Два французских ученых тотчас взялись ответить на это двумя трудами, которые они, естественно, посвятили Людовику XIV.
Давид Блондель постарался детально оспорить все тезисы Шиффле в отношении королей Испании и, в свою очередь, раскритиковал созданные тем генеалогии. Доминиси был больше озабочен тем, чтобы придать легитимность капетингской династии, связав ее с Каролингами. Обладая живым воображением, он набрал до четырнадцати доказательств, которые я кратко перечислю в качестве достопримечательности. Капетинги восходят к потомкам Карла Великого:
1. Через Аделаиду, дочь Людовика Благочестивого, жену Роберта Сильного.
2. Через Беатрису де Вермандуа, супругу Роберта I.
3. Через Аделаиду де Пуату, супругу Гуго Капета.
4. Через Изабеллу д'Эно, жену Филиппа-Августа.
5. Через Жанну Наварскую, жену Филиппа Красивого, являющуюся потомком Берты, дочери Матильды, королевы Бургундии и сестры короля Лотаря.
6 – 7. Через Беатрису Бургундскую, жену Роберта, графа Клермонского.
8 – 9. Через Аделаиду де Морьенн, жену Людовика Толстого, и Анну де Клермон, жену Людовика II, герцога Бурбонского.
10 – 11–12. Через Констанцию Арльскую, супругу Роберта II, и повторно через Беатрису Бургундскую.
13 – 14. Наконец, через Бланку Кастильскую.
Эти превосходные доказательства были подкреплены победами Тюренна и Конде. Войска Людовика XIV засвидетельствовали Испании и Империи прочность прав Капетингов на французский престол.
Историки XVIII столетия лишь повторяют историков XVII и XVI веков. Отметим, между прочим, соображения П. Даниэля в отношении Гуго Капета, бывшие одними из забавных нелепостей; «Он (Гуго Капет), как и Пипин, был очень сдержан, мягок и приветлив, эти качества снискали ему любовь не только французов, но и короля Лотаря. По тому, как он теснил Карла, своего соперника, пока он боролся за корону, и по всему его правлению, видно, что он был и великим полководцем и великим политиком».
Суждения, сформулированные Монтескье, не походят на те, что можно ожидать от столь великого ума. Он заявляет, что Гуго Капету передали корону, поскольку он был единственным в состоянии защитить страну от набегов норманнов. Монтескье видел в капетингском господстве «большой фьеф» – абсолютно неверное представление, однако снискавшее успех.
Буленвилье всеми силами оспаривал мысль, «что это по милости данного государя (Гуго Капета) сеньоры получили в собственность свои земли и право передачи этого владения». Поверхностная теория объясняла рождение феодализма так называемым отказом Гуго Капета от королевской прерогативы в пользу сеньоров, чтобы с их помощью заполучить корону. Кроме того, тот же Буленвилье утверждает, что избрание Гуго было осуществлено с применением силы; он основывается на письме Герберта, откуда явствует, что Гуго разогнал находившуюся в Компьене ассамблею. Но это письмо, в действительности, датируется 985 г., а не 987 г. Потому упрек Буленвилье надуман. Если не придираться к деталям, суждения Мабли гораздо толковее: он доказывает, что ошибочно полагать, будто Карл был удален от трона из-за того, что был вассалом императора Оттона II; он совершенно отрицает, что Гуго был избран национальной ассамблеей. По его мнению, Гуго избрали королем всего лишь его родственники, вассалы и сторонники. Королевская власть тогда мало значила, и он не встретил большого сопротивления. Мабли к тому же утверждает, что приход к власти Гуго Капета, хоть и незаконным образом, явился отрадным событием, поскольку на этом прекратились распри. Вольтер в своем «Эссе о нравах» высказывает мнение, что сила и хитрость были единственным правом Гуго Капета на трон.