Последние первые планетяне

Третьяков Павел

Так или иначе, время понеслось до того стремительно, что попросту незаметно. Когда Давыдов расплатился по счету, пробило уже за полночь, и как бы ни было сильно нежелание офицера возвращаться в пустую комнату общежития, он осознавал, что не может позволить засидеться слишком допоздна, ибо планы на новый день уже построены, и отлагательств они не терпят. Пока Николай подзывал хлопочущего за стойкой андроида, прекратилась и музыка. Как будто заметив, что самый чуткий слушатель собрался уходить, девушка решила устроить перерыв. Давыдов перед выходом в последний раз оглянулся на сцену – певицы уже нигде не было видно. Одинокая гитара оказалась приставлена бочком к стулу, что,

впрочем, не мешало отягощенным спиртным посетителям продолжать танцевать. Они не обратили на отсутствие музыкального аккомпанемента никакого внимания.

Николай не в первый и не в последний раз усмехнулся над чудными провинциальными нравами и, стараясь оставаться незамеченным, выскользнул на улицу.

Его обдало свежей послезакатной прохладой. Чего не отнять у необжитых западных краев – так это удивительной чистоты воздуха. Давыдов перебежал улицу в направлении «Трех старателей» и, умерив шаг, вдохнул полной грудью. От переизбытка кислорода голова закружилась так, как не мотало от нескольких бутылок хмельного. Николай поднял глаза к небесам и, продолжая медленно продвигаться в сторону монумента, иступлено таращился на звезды. Было бы неправдой сказать, что, живя в Бинисе, одном из старейших мегаполисов Большого Кольца, на знаменитой Пурпурной улице которого располагается стократ больше домов, нежели во всем Борей-Сити, Давыдов никогда не видел настоящего звездного неба. Однако нависшее над шахтерским поселением полотно здесь и сейчас представлялось чем-то особенно завораживающим. Казалось, огни далеких миров светили на самом деле так близко, что достаточным было бы взобраться на стремянку, чтобы сорвать иную звезду с небосвода подобно тому, как срывают плоды с веток апельсиновых деревьев. Было диковинно полагать, что где-то среди этих звезд светит и легендарное Солнце, а рядом с ним – невидимая Старая Земля, родина полумифических предков. Она одновременно так близка, что можно протянуть руку, и так далека, что родились, выросли и умерли многие и многие поколения с тех пор, как нога последнего человека ступала по ее бескрайним просторам.

Николай шел около минуты, пока на фоне звездного неба не возникли наконец фигуры старателей, и тогда офицер остановился. Он был уверен, что на площади один; потому, когда с ближайшей скамьи донесся игривый смешок, явно обращенный в его сторону, вздрогнул от неожиданности. Оскорбленный, Давыдов в гневе развернулся, но тотчас оторопел.

Не более чем в десяти шагах от него, точно так же элегантно закинув ногу на ногу, как при игре, расположилась рыжеволосая музыкантша. Решив отдохнуть от шума и зловонной духоты «Пионера», она вышла на площадь и села на скамейку, набросив на плечи старенькую кожаную куртку, и курила тоненькую дамскую сигаретку, пар от которой поднимался вверх и терялся в кроне нависшего над незнакомкой дерева, потому никак не выдавал ее присутствия. Завидев молодого человека, пересекающего площадь в комичном, даже несколько глуповатом заворожении, она не смогла сдержаться и тихо усмехнулась.

Офицер резко обернулся на голос и наверняка хотел выпалить что-нибудь дерзкое, но в последний миг осекся. Некоторое время они растерянно глядели друг на друга, словно старые знакомые, столкнувшиеся по стечению обстоятельств спустя многие годы разлуки.

– Надиюсь, я не слишком вас напугала? – первой заговорила девушка. Теперь ее акцент был слышан отчетливее и казался в большей мере забавным, нежели придающим шарма.

Впрочем, Николай не предал этому значения. Он деловито поправил куртку, как будто неожиданная встреча ничуть не застала его врасплох.

– С чего вы взяли, что напугали? – отозвался он сухо.

На

площади было не слишком светло, однако совершенно явно незнакомка, поняв, что ее шутка уязвила достоинство офицера, лукаво улыбнулась.

– Значит, ви тот челов’ек, про которого говорят? – вдруг спросила она.

– Не понимаю вас.

– Челов’ек с полуночного экспресса. Вас прислали из Большого Кольца рассл’едовать исчезновение господина Громова.

Давыдов сделал несколько шагов навстречу девушке, однако совсем близко подходить не стал. Было в ее закрытой позе и несколько усталом виде нечто говорящее, что, несмотря на начатую беседу, она не желает тесного общения. Николай зачастую безошибочно определял такие вещи, когда дело касалось женщин, и привык доверять чутью.

Остановившись в паре метров от собеседницы, он ответил:

– Быстро же разносятся слухи. – Это было своего рода «да». – Вы знакомы с ним?

– С господином Громовым?

– Мы же о нем говорим, – кивнул Давыдов.

Девушка медленно затянулась и все время, пока не выдохнула пар, пристально глядела офицеру в глаза, словно оценивая его терпение. Точно так, как сам Николай умел определять на взгляд женский типаж, перед ним представший, эта незнакомка, очевидно, была искушена в том, что касается мужчин.

Давыдов спокойно и терпеливо глядел на музыкантшу, и та наконец добро улыбнулась.

– Разумиится, я знала Громова, – сказала она следом. – Он бил одним из немногих по-настоящему честных людей в этом проклятом месте.

– Вам известно что-то, чего не знаю я? – не мог не заметить офицер.

– О чем ви?

– Вы сказали: «был». «Был одним из…» Полагаете, Громова уже нет с нами?

Девушка неожиданно вскочила и поглядела на Николая сердито.

– Ви что, совсем не слушали?! – выпалила она. – Он бил редким честним челов’еком в Борей-Сити. С ним приключилось что-то плохое.

Она отключила сигарету и, нервно спрятав ее во внутренний карман куртки, укуталась поплотнее. С каждой минутой на улице становилось все прохладнее.

Давыдов внимательно следил за девушкой, однако ни слова не говорил. Эта случайная встреча отрезвила его, заставила забыть про дурацкие звезды, сосредоточиться на насущном. С момента прибытия в город он, пожалуй, еще не слышал ничего более пространного, но в то же время более честного касательно начальника Громова и его пропажи.

Ему хотелось расспросить музыкантшу, узнать, что она имеет в виду, однако девушка явно спешила вернуться на сцену, да к тому же навязчивость могла отпугнуть ее.

Когда незнакомка, огибая скамью, прошла рядом Николай только спросил:

– И многие в городе полагают, как вы, что Громов мертв?

– Берегите себя, – отозвалась девушка.

Она, не обернувшись, поспешила в направлении «Пионера». Давыдов стоял, смотря ей вослед. Ее силуэт несколько раз потерялся в тени дороги, затем, как вспышка, мелькнул под вывеской и пропал из виду, слившись с выходящей из заведения компанией.

Офицер настороженно огляделся и в задумчивости побрел в общежитие.

До самого сна он прокручивал в голове последние слова неожиданной собеседницы, и всякий раз, вспоминая их, все с большей серьезностью воспринимал как вскользь брошенное предостережение. Затем усталость сменила беспокойные мысли на безмятежное забытье.

Так завершился для Николая Давыдова первый день в Борей-Сити. Первый день новой жизни на Западе и последний в череде тех, про которые в глубокой старости говоришь, будто тогда и не жил по-настоящему.

Глава вторая. Скрытые смыслы волчьих песен