Последние ратники. Бросок волка
Шрифт:
Был бы он меньше, посадник бы в него, наверное, не влез.
— Что уставился, раб немытый?! — гудел, глядя на Хрома налитыми кровью глазами, посадник. Столь ранним гостям он был не шибко рад. Длиннополый синий кафтан, расшитый золочеными узорами, из-под которого выглядывали загнутые носки красных сапог, Кутьке показался нарядом сказочного царя.
— Да я тя батогами так прикажу попотчевать, что малец твой враз сиротой станет!
Староста перевел взгляд на лысого бородача. Он как был в выпущенной поверх шаровар видавшей виды рубахе, так и не подумал подпоясать ее, хотя бы из приличия. Их глаза
— Вши заели?
— Вот, — Хром протянул воину сверток. Посадник при этом резком движении вздрогнул. Лысый и бровью не повел.
— Надеюсь, не мзду мне суёшь?
— Нет надобности.
В кожаном пенале оказалась аккуратно свернутая грамота. Обернута она была дорогой бечевой, с конца которой свисал на шнурке сургуч. В полумраке посадник не мог разглядеть, что за знак на нем красовался. Зато лысый его увидел. Он удивленно вскинул брови и недоверчиво поднес печать к глазам.
— Ну что там? — нетерпеливо бросил посадник.
— Что, что… — задумчиво проговорил бородач, немного растеряно взглянув на Хрома. — Что. Княжий знак, вот что.
— Какой еще знак?!
— Довольно отчётливый.
Толстяк неверящим взором смотрел на лысого, пока тот, читая грамоту, медленно шел к его возвышению.
— Н-да, — только и сказал воин, оторвав взгляд от свитка и передавая его посаднику.
— Что там еще?! — сановник нетерпеливо выхватил грамоту, впился в нее взглядом, стремительно пробежав глазами по строчкам. Потом изумленно уставился на Хрома. Тот непринужденно изучал изогнутые клинки восточной работы. Вернулся к грамоте, начал читать медленнее, переваривая каждое слово. Потом с растерянным видом вернул свиток бородачу.
— Ничего не понимаю, — только и нашел что пробормотать посадник.
— Я, думаешь, понимаю? — почти весело отозвался тот. — Поясни нам, добрый человек, — протянул он грамоту обратно старосте.
— Так и понимайте, — ничуть не смущаясь высоких княжьих людей, Хром аккуратно свернул свиток, перетянул его бечевой, сунул в кожаный пенал и запихал обратно под рубаху. Лишь после этого вновь обратил внимание на нетерпеливо глядящего на него посадника. Было видно, что наместник вовсе не передумал выпороть поганца за дерзость, но теперь чего-то явно опасался.
— В грамоте сказано: «… оказывать человеку с сей грамотой и сиречь наделенного властью Светлого князя, всякую поддержку, какую бы он не затребовал».
— Всё так.
— Да какой прок Светлому от увечного смерда!?
— Значит, есть, — староста будто вовсе не обратил внимания ни на гнев наместника, ни на «смерда». — А если тебе ничего об этом деле не ведомо, значит, не возжелал князь посвящать абы кого в дела державные.
На несколько мгновений в горнице повисла тягучая, почти осязаемая тишина. Быстрее всех в ситуации разобрался лысый.
— И какая поддержка тебе требуется?
— Оружная.
— Извини, дорогой ты наш воин, но рать под твою руку снарядить не могу, — посадник деловито скрестил руки на груди. — На свиней латы не налазят.
Хром шутку не оценил.
— Как звать вас, уважаемые?
— Воевода Перстень, — бросил
— Фрол Силыч люди кличут, — гордо подбоченившись, ответил наместник.
— Понятно, — кивнул калека, на важность момента не обратив ни малейшего внимания. — А меня Хром зовут. В княжьей дружине так нарекли. Хромой потому что. На одну руку, — добавил он, для убедительности кивнув на свой левый обрубок. — Слыхал, может?
Посадник мгновенно сник. Из него будто вынули кости. По тому, как его лицо сделалось серым, стало ясно: имя ему знакомо.
— Ты хочешь, чтобы я отдал под твоё начало свою дружину? — уточнил лысый воевода. Хотя видно было, что идея эта ему не по душе.
— Нет. Для дела хватит полусотни. Только надёжных.
— Добро. Отберу. Но и у меня условие. Иду вместе с вами. Не в моих правилах доверять первым встречным. А ты, уж извини, даже с княжьей грамоткой под рубахой остаешься именно таковым. Добро, коль князю службу сослужим, а если что не так, — он развел руками и кротко улыбнулся, сохранив, однако, при этом стальной блеск в глазах, — не взыщи.
Хром кивнул, развернулся и пошагал к выходу, жестом дав понять Кутьке, чтобы следовал за ним. Тот, поспешно раскланявшись, с облегчением бросился следом.
— Что, сильно напужался? — пряча улыбку в бороде, спросил Хром. Совсем прежний Хром, про которого ни в жизнь не подумаешь, что он — важный княжий человек. — Дальше только хуже будет.
— А почему про меня ничего не сказал? Мы ж сюда вроде как меня судить ехали…
— Подумалось мне, успеется ещё, — пожал плечами староста. — Посерьёзнее дела появились.
Воевода и посадник смотрели вслед селянам. Перед тем, как пойти за ними, Перстень наклонился ближе к Фролу Силычу и почти неслышно спросил:
— Откуда его знаешь?
— Не первый день живу, — посадник, увидев удаляющегося Хрома, испытал только облегчение. В голос вернулись привычные властные нотки. — Как не запомнить человека, который при всех боярах да воеводах Светлому князю по морде кулачищем заехал.
5. Кровь и темень (начало)
Проснулся Яшка быстро, в один миг. Только что мирно посапывал, а в следующее мгновение уже сидел на задней точке и ошалело озирался по сторонам. Поначалу, как обычно, в мельчайших подробностях помнил, что снилось, но никак не мог уразуметь, что же такого важного упустил в яви. Потом в его сознании что-то перевернулось, и он начисто позабыл сон. Зато понял, какая же мысль из реальности назойливой мухой жужжала в сознании.
«Никодим. Гридень. Встреча».
– пронесся в его сознании вихрь образов. Внутри все оборвалось. Неужели проспал?
Ночь, судя по всему, еще не успела перевалить за половину. Луна висела высоко. Призрачный свет, мягко опускаясь на землю, обтекал верхушки крыш, вплетался в ветви деревьев. Правда, под натиском рукотворного света он послушно отступал, позволяя огням человеческих жилищ мерцать во мгле приветливым золотистым сиянием.
Костер запоздалых путников, мерцавший за плетнем по другую от харчевни сторону, теперь лишь тускло отливал розоватым мерцанием прогоревших и рассыпающихся угольков. Гомон голосов уже не был слышен — лишь изредка прорывал сокровенную ночную тишь чей-то солидный развесистый храп.