Последние Рюриковичи и закат Московской Руси

Зарезин Максим Игоревич

Но всегда ли означенный Алексей Федорович во благо использовал свою власть? Так, некто Федор Ласкирев свидетельствовал, что его отца Адашев «послал в Казань в городничие, сковав». Мы не знаем, обоснованно ли неблаговоление временщика, но в том, что его действия противоправны, сомнений нет. Известно, что в своем послании Курбскому Иван в ответ на обвинения в гонениях сам припоминает: «Разве не вы приказали народу города Коломны побить каменьями нашего советника, епископа Коломенского Феодосия?..А что сказать о нашем казначее Никите Афанасьевиче? Зачем вы разграбили все его имущество, а самого его держали в заточении в отдаленных землях, в голоде и нищете?» [671]

671

Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. С. 150.

Историкам не удалось выяснить, о каких случаях ведет речь Грозный. Можно только заметить, что указанные царем лица и в самом деле могли возбудить неудовольствие Адашева и его соратников. Епископ Феодосий – иосифлянин, ставленник митрополита Макария,

и, если Иван называет его «советником», нетрудно представить, какие именно советы владыка мог давать государю в отношении его могущественных помощников. Царский казначей Никита Фуников-Курцев фактически оказывался в подчинении «постельничьего» казначея Адашева, который считал возможным отдавать указания другим казначеям, что могло послужить причиной обострения отношений. Как резонно замечает Я.С. Лурье, «соответствовали эти обвинения действительности или нет, формально они звучали не менее убедительно, чем упреки противоположной стороны» [672] .

672

Лурье Я.С. Переписка Ивана Грозного с Курбским в общественной мысли Древней Руси. С. 239.

Адашев мог по «недружбе» назначить неугодного ему служилого человека на низкую должность, мог внести свой род, до той поры маловьщающийся, в «Государев Родословец». Поэтому Иван IV не без основания, по мнению С.О. Шмидта, писал об Адашеве и его советниках, что они «сами государилися как хотели» [673] . Надо ли говорить о том, что столь откровенная практика фаворитизма являла собой пагубный пример для всех, кто входил в систему государственного управления – от царя до дьяка и наместника. Она откровенно показывала наиболее соблазнительный способ достижения власти. Вслед за одним могучим временщиком на сцене появлялись временщики меньшего калибра: не только Адашев, но и другие окольничие – Л. А. Салтыков и Ф.И. Умной-Колычев, не занимавшие официальных постов дворецких или казначеев, выдавали за своими подписями жалованные грамоты. Отметивший это обстоятельство А.И. Филкшкин, расценивает эти факты, как «явные свидетельства неформальной государственной деятельности, сродни той, которые обычно приписываются Избранной раде» [674] .

673

Шмидт С.О. Россия Ивана Грозного. С. 82.

674

Филюшкин А.И. История одной мистификации: Иван Грозный и Избранная рада. Воронеж, 1998. С. 135.

Вопрос о границах влияния Адашева вызывает споры среди исследователей. И.И. Смирнов полагал, что С.О. Шмидт чрезмерно преувеличил степень участия временщика в государственных делах [675] . А.И. Филкшкин указывает на то, что ни один источник не связывает проведение реформ 1550-х годов с «правительством Адашева – Сильвестра», замечая, что даже неформальная деятельность кабинета, если таковая имела место, должна была оформляться в виде постановлений [676] . Вместе с тем исследователь не отвергает значения «ближней думы» – иными словами, все той же Избранной рады, следовательно, спор идет скорее о терминах, а не о существе вопроса. Для нас важно отметить, что при Иване Грозном существовал неформальный орган, подменявший Боярскую думу, в котором в разное время превалировали различные группировки, в том числе Адашева-Сильвестра и их единомышленников. Решения этого неформального органа могли скрываться под традиционной формулой «боярского приговора», поэтому его деятельность и не оставила следов в документах той эпохи.

675

Смирнов И.И. Очерки политической истории Русского государства. С. 225—229.

676

Филюшкин А.И. История одной мистификации. С. 25 – 28.

Военародные человеки

«Неформальная государственная деятельность», бурный расцвет которой приходится на 50-е годы XVI века, не была порождена стечением обстоятельств. Временщики целенаправленно добивались нейтрализации Думы и ослабления политического потенциала боярства. При этом они умело воздействовали на царя, стараясь использовать в своих интересах обивавших кремлевские пороги прожектеров. Иван Пересветов, прибывший в Москву в конце 1538 – начале 1539 годов, служил под началом Михаила Юрьевича Захарьина, памятного нам по процессу над Максимом Греком, и пользовался его покровительством. Организованная Пересветовьм мастерская по изготовлению щитов после смерти боярина в конце 1539 года заглохла по причинам объективным: широкая организация производства щитов в период развития огнестрельного оружия себя не оправдала [677] . Р.Г. Скрынников полагает, что, подавая челобитные царю, Пересветов уповал на покровительство клана Юрьевых-Захарьиных и Алексея Адашева [678] . Характерно, что и Юрьева, и Адашева «прогрессивный» публицист характеризует с самой лучшей стороны. Можно с уверенностью говорить о том, именно при их поддержке в сентябре 1549 года Пересветов получил аудиенцию у царя и преподнес ему свои сочинения.

677

Зимин А.А. И.С. Пересветов и его современники. С. 320, 324, 328 – 329.

678

Скрынников Р.Г. Великий государь Иоанн Васильевич Грозный.

С. 114.

Другой публицист Ермолай-Еразм также был лично известен царю и также при содействии придворных покровителей. По мнению А.А. Зимина, с Ермолаем был знаком митрополит Макарий, вероятно еще по новгородской епархии, так как Ермолай происходил из среды псковского духовенства [679] . Но из этого мы можем заключить, что Ермолая знал и Сильвестр. Не он ли стал инициатором встречи Ермолая с Иваном Грозным, состоявшейся около 1549 года, в то время, когда формировалась политическая концепция Ивана Грозного и его взгляды на государственное управление.

679

Зимин А.А. И.С. Пересветов и его современники. С. 130.

Чем так привлекли Захарьиных, Адашева и Сильвестра воззрения Пересветова и Ермолая? Объединяло этих очень разных мыслителей одно – ненависть к боярству. Как отмечал А.А. Зимин, своими темпераментными обличениями стяжаний «злочестивых бояр» сторонник иосифлян Ермолай-Еразм как бы отвечал на критику монастырских стяжаний Вассиана Патрикеева [680] . Можно представить, с каким интересом читал подозрительный Иван IV о том, что «чародеи и еретики у царя счастие отнимают и мудрость царскую». Пересветов неоднократно подчеркивает, что вельможи являются естественными противниками государя. Никаких конкретных претензий публицист предъявить не может. По его мнению, бояре хотя и служат царю, но недостаточно ретиво – «за веру христианскую не стоят». А мешает им богатство: «Богатыря богати, и тот обленится». Следовательно, вельможи нерадивы или даже враждебны царю уже в силу своего знатного происхождения. На примере византийской истории Иван Пересветов показывал, как корыстные вельможи «укротили» и «ухитрили» благоверного царя Константина, которого они превратили в своего «раба» [681] . Впоследствии, когда Иван Грозный обрушит на злокозненных бояр поток обличений, он явно припомнит пересветовские челобитные.

680

Там же. С. 131.

681

Памятники литературы Древней Руси. Конец XV – первая половина XVI в. С. 610, 614, 621.

В самом крупном произведении Пересветова «Большой челобитной» проводится прямая аналогия между «укрощением» Константина и боярским самовольством в годы малолетства Ивана [682] . Примечательно, что в другом заметном публицистическом произведении эпохи – «Летописце начала царствования», автор которого был близок к Адашеву, изложение событий времени малолетства Грозного дано в аспекте обличений самоуправства бояр, в основном Шуйских [683] . Похоже, что Иван Пересветов некоторые свои пассажи писал под прямую диктовку Адашева, который с их помощью рассчитывал решить свои задачи, как стратегические, так и сиюминутные. Так, А.А. Зимин полагает, что, когда Пересветов писал о терзавших страну «бедах великих», под их виновниками он подразумевал Глинских – противников Адашева и Юрьевых [684] .

682

Зимин А.А. И.С. Пересветов и его современники. С. 343.

683

Там же. С. 31—35.

684

Там же. С. 344.

Главный герой публициста Магмет-салтан правит вместе с «верной думой» – узким кружком избранных сподвижников, в котором легко угадывается все та же Избранная рада. Магмет-салтан также рассказывает о «мудром человеке», достойном ведать всеми финансами страны, в котором легко угадывался Алексей Федорович Адашев [685] . И Пересветов, и Ермолай в своих произведениях касались множества иных острейших проблем русской жизни, но их покровителей в первую очередь интересовало изобличение «мятежного» боярства, «провинившегося» перед думным дворянином Адашевым и боярами Захарьиными тем, что мешало установлению их безраздельной власти.

685

Там же. С. 350.

Разумеется, они не могли желать и не могли предвидеть размаха будущих репрессий против боярства, они «всего лишь» хотели умалить роль Думы, но Иван слишком уж близко к сердцу воспринял обличения злокозненных вельмож. Те же Сильвестр и Адашев находились в переписке с Максимом Греком, старались облегчить его участь, привлечь внимание царя к трагической фигуре мыслителя и его гуманистическому мировоззрению. Но, увы, Иван воспринимал лишь то, что находило отзвук в его испорченной душе. Вот и Макарий оставил в ней след не нравоучениями, а сказочкой про пращура-цесаря. Хотя «Просветитель» Иосифа Волоцкого был настольной книгой царя, он никогда не относился с трепетом к Церкви: ни к ее иерархам, ни к ее имуществу. В 1549 году правительство резко сократило объем иммунитетных пожалований, монастыри отныне должны были платить основные поземельные подати. Зато из книги преподобного Иосифа Иван почерпнул вывод о беспрекословном подчинении власти: «противляяися власти – Богу противитися» [686] . Иван Грозный на всю жизнь усвоил уроки, полученные в 1547 – 1549 годах, и Россия заплатила дорогую цену за плоды Иванова просвещения.

686

Там же. С. 79.