Последние стихотворения
Шрифт:
– Хватит! Уходи!
И не обещал я
Радость впереди.
О, не знай сомненья,
Дух уединенья!
Так терпел я много,
Что не помню сам;
Муки и тревога
Взмыли к небесам;
И от темной жажды
Вены мои страждут.
Брошенное поле
Так цветет порой
Ароматом воли,
Сорною травой
Под трезвон знакомый
Мерзких насекомых.
О душа, что нищей
Стала от потерь!
Лишь один
Образ в ней теперь.
Но, молитвы, где вы
Для Пречистой Девы?
Молодости праздной
Неуемный пыл,
С чувством сообразно
Я себя сгубил.
Время б наступило.
Чтоб любовь царила!
Май 1872
Х(3)
Вечность
Ее обрели.
Что обрели?
Вечность! Слились
В ней море и солнце!
О дух мой на страже,
Слова повтори
Тьмы ночи ничтожной,
Зажженной зари.
Людей одобренье,
Всеобщий порыв
Ты сбросил их бремя
И воспарил.
Ведь только у этих
Атласных костров
Высокий Долг светит,
Нет суетных слов.
Надежды ни тени,
Молитв ни на грош,
Ученье и бденье,
От мук не уйдешь.
Ее обрели.
Что обрели?
Вечность! Слились
В ней море и солнце!
Май 1872
XI (4)
Золотой век
Звуча в тишине,
И с ангельским схожий,
– А речь обо мне,
Стал голос чуть строже:
Ты видишь, их тьма
Вопросов, сомнений,
Что сводят с ума,
Таят опьяненье.
Признай эту башню
Веселья и света:
То волны и пышность,
Семья твоя это!
И стал он петь песню
Веселья и света,
Был видим так ясно,
– И пел я с ним вместе,
Признай эту башню
Веселья и света:
То волны и пышность,
Семья твоя это!.. и т. д....
И вот в тишине
Он, с ангельским схожий,
– А речь обо мне,
Звучать начал строже;
И пел он потом,
Тот голос прекрасный,
Немецкий в нем тон,
Но пылкий и страстный.
Мир грешен всегда,
К чему удивляться?
Живи! А беда
Пусть прочь удалится.
О замок! О свет!
Как жизнь твоя свята!
Какой тебе век,
О царственный блеск
Высокого брата? и т. д....
Я тоже пою:
О хор величавый!
Вас, братья, молю,
Овейте мою
Жизнь чистою славой... и т. д. ...
Июнь 1872
XII
Юная чета
В окне простор зелено-голубой;
Почти нет места: сундуки, шкатулки...
Снаружи вьется кирказон по стенке,
И десны обнажает домовой.
Конечно
Расходы, беспорядок, старый хлам.
И фея африканская приметы
Здесь оставляет - сетки по углам.
Приходит, - недовольный вид у крестной,
И остается, спрятавшись в буфет...
Отсутствует чета, но несерьезно,
И ничего особенного нет.
Молодожена ветер здесь дурачит
В его отсутствие - все время и всегда.
И даже водяные духи скачут
Над сводами алькова иногда.
А ночью... О! Медовый месяц ночью
Сорвет улыбку их, прольет он медь
На небосвод... Но крыса зубы точит,
И дело с ней придется им иметь,
Коль огонек блуждающий и бледный
Не вспыхнет вдруг, как выстрел в тишине.
О привиденья в белом Вифлеема,
Храните синеву у них в окне!
27 июня 1872
XIII
Брюссель
Июль
Бульвар Регента
Куртины амарантов вплоть до самых
Колонн дворца Юпитера... Я знаю,
Что это Ты к оттенкам этих мест
Примешиваешь Синеву почти Сахары.
Затем, поскольку ель и роза солнца
Здесь обрели пристанище свое,
То вот и клетка вдовушки...
О сколько
Отрядов певчих птиц; йа-йо, йа-йо!
Былые страсти, тихие дома!
Беседка той, что от любви с ума
Сошла, затем цветник и полутьма
Балкона невысокого Джульетты.
И в памяти всплывает Генриета,
Прелестный полустанок в сердце гор,
Где синие танцуют дьяволята,
Сбежавшие на воздух, на простор.
Зеленая скамья, где под гитару
О рае грозовом поет ирландка.
Потом в столовой гомон спозаранку,
Возня детей и щебет клетки старой.
Вот герцога окно: в его сверканье
Я вижу яд улиток и кругом
Самшит, на солнце спящий.
А потом...
Красиво как! Давай хранить молчанье.
Бульвар, где ни торговли, ни движенья,
Беззвучный, весь комедия и драма,
Собранье сцен, иных и тех же самых,
Тобою восхищаюсь я в молчанье.
XIV
Альмея ли она? В голубизне начальной
Цветком увядшим не осыпется ль печально
Перед безмерностью пространства, в чьем сверканье
Таится города расцветшего дыханье?
Красиво как! О да, красиво... Но ведь это
Для песни надо, что Корсарами пропета,
И чтобы верили еще ночные маски
В прозрачность волн морских, в их праздничные пляски.
Июль 1872
XV
Праздник голода
Голод мой, Анна, Анна,