Последние звёзды уничтоженного мира
Шрифт:
– У меня на родине обычно говорят: «Встречают по одёжке. Провожают по уму». Поэтому первое впечатление очень сильно влияет на дальнейшее отношение к человеку. Как бы многие не отрицали это. А ты как думаешь? Почему так происходит?
Кирстен поменяла позу, и обе её ноги коснулись пола. Её взгляд упал на масляные картины природы на стене возле окна. Уголки губ по-прежнему тянулись к ушам.
– Потому что я всегда весёлая и улыбаюсь, – засмеялась она, – Все думают, что взрослые должны быть всегда серьёзными, с каменными лицами, с заботами. А когда появляется кто-то, как я, то все начинают думать, что он несерьёзный и вообще ребёнок.
– Тебе
– Нет! – взмахнула руками Кирстен, – Кому понравится каждый раз быть отвергнутым? Я сейчас даже не о мужчинах говорю. А обо всех. Все мои подруги отвернулись от меня, потому что я до сих пор не замужем, у меня нет детей, да и вообще ничего об этой жизни не знаю! Я же такая глупая!
– Ты пыталась общаться с такими же, как ты? – что-то в этой женщине начинало нравится Петру. Как профессионалу. И теперь он уже был уверен, что не сойдёт с ума во время работы с ней.
– Пыталась, – призналась Кирстен, – Но с ними обычно не о чём говорить. Они были действительно глупыми. Не только на вид.
– То есть ты чувствуешь себя брошенной?
Женщина помолчала, изображая мыслительный процесс, а затем хмыкнула:
– Да, думаю, что так и есть. А можно вас спросить?
– Спрашивай, – быстро ответил Пётр.
– А вы чувствовали себя брошенным?
Павлов нахмурился и кинул быстрый взгляд на часы. Стрелки не нарезали круги, как на Формуле-1, цифры не менялись местами, и понять время можно было без проблем. Все предметы в кабинете стояли на своих местах. Значит это не продолжение кошмара, как сначала подумал Пётр.
– У всех такое бывало. Я не исключение, – кратко ответил психолог, не смотря на собеседницу, – Но мы здесь не для того, чтобы обсуждать меня, верно?
– Да, простите, – засмеялась женщина так громко, что в ушах мужчины зазвенело, – Я привыкла задавать встречные вопросы.
Через полчаса отец Беатрис позвонил Кирстен, и она убежала забирать свою племянницу из школы. Пока женщина прощалась с Петром, она всё время извинялась, что пришлось прервать сеанс, но обещала, что в следующий раз точно просидит до конца. Павлов в этом не сомневался. И когда посетительница всё-таки вышла из кабинета, психолог направился к директору Нильсену, которому обещал встречу. Как и говорил Роберт на месте его не оказалось, и Петру пришлось ждать. Если бы не ночной кошмар, то психолог без сомнений запрокинул бы голову назад и вздремнул на удобном диване. Но вместо этого приходилось листать новостную ленту на смартфоне и пить кофе из автомата.
Роберт Нильсен застал своего сотрудника с головой, лежащей на руке, и закрытыми глазами. Его тело покачивалось в разные стороны и, пока директор наблюдал за ним по пути в кабинет, Пётр несколько раз чуть не упал носом в пол. Мужчина аккуратно положил руку на плечо психологу. Тот вздрогнул, будто до него дотронулся мертвец. Округлённые испуганные глаза с непониманием смотрели на директора, который испугался не меньше, чем сам Пётр.
– Зачем же так пугать? – Нильсен схватился за сердце и глубоко вдохнул.
Пётр помедлил с ответом, приходя в себя. Фигура испуганного Роберта даже немного развеселила Павлова, но сердце продолжало отбивать ритм рока.
– Простите, – голос юного психолога дрогнул, – Я сегодня дёрганный.
– Благодаря тебе, остаток дня я буду разделять это состояние с тобой, – засмеялся Нильсен, обвиняя Петра, – Что ж, пойдём. Ты хотел со мной о чём-то поговорить?
Они зашли в кабинет директора, где по периметру были разбросаны бумаги и
«Какой же ты дурак!» – подумал он и слегка ударил себя по лбу.
– Не хочу тебя торопить, но я могу уделить тебе только двадцать минут. Затем мне нужно бежать на следующую встречу, – Нильсен отодвинул шторы, и мягкий утренний свет проник в тёмное царство директора, – Не люблю опаздывать.
– Я недавно узнал о том, что вы раньше работали нейрохирургом, – начал Пётр, и лицо мужчины за столом директора в мгновенье поменялось: оно вытянулось, стало неестественным, а глаза впали, отчего выглядеть он стал на десяток лет старше, – И я хотел бы…
– Я к этому не вернусь, – грубо отрезал директор, смотря на человека перед собой исподлобья, как на врага.
– Я не хотел, чтобы вы возвращались.
Не заметить перемену настроения Нильсена мог разве что слепой. Пётр не хотел строить какие-то теории по этому поводу, но мысли сами невольно нарисовали пару картин, где Нильсен уходит из нейрохирургии. Воспоминания об этом у него неприятные, значит, случилось что-то плохое. Хотел бы знать Пётр что именно? Может быть в другое время, но сейчас ему хватало и своих забот, с которыми стоило разобраться в ближайшее время.
– Я хотел лишь попросить вас дать мне пару советов по поводу реабилитации Лолиты. Вы хорошо разбираетесь в этой теме и…
– Прости, но в этом я тебе не помощник. Проси профессионалов в больнице.
«Надо было начать с другого», – подумал Павлов, понимая, что дальше разговора не будет.
– Если это всё, то я хочу отдохнуть.
– Но вы же смогли уговорить Баскевича на то, чтобы не отключать Лолиту от аппарата! – вознегодовал психолог громким голосом, переходящим в крик, – Почему не можете просто дать совет? Я не прошу вас возвращаться туда! Не прошу проводить операции! Вам же не сложно поговорить со мной, как с очередным человеком на кресле пациента? Вам хуже от этого не станет, а мне сейчас нужна хоть чья-то поддержка, потому что я уже не вывожу! Везде покойники! Везде их осуждающие лица! Я не знаю, как справиться с чувством вины, а вы просто берёте и…
Пётр замолчал. Во рту чувствовался песок. Его вот-вот смочит горький ком в горле. Мужчина не смотрел на директора. Он опустил плечи ещё ниже и коснулся подбородком до выпирающей кости ключицы. Нильсен молчал, а Павлов сказал всё. Даже больше. Мир закружился, когда Пётр развернулся к выходу. Он так ничего и не услышал в напутствие.
9
Пётр был на взводе. Он бежал по коридорам центра, крепко сжав кулаки. Ему встречались другие сотрудники, которые здоровались со своим коллегой, но в ответ они слышали удалённое тяжёлое дыхание. Со стороны это выглядело, как испанская коррида, где Пётр был быком, а проходящие мимо него сотрудники – матадорами. Не хватало разве что красной натянутой ткани, хотя вместо неё можно было считать пелену злости перед глазами Павлова.